— Ты, Радигаст?
— Я, Белун! Я жив и вернулся! Дочь сказала, что ты собираешь синклит. — Радигаст почувствовал, как Белун осторожно прощупывает его сознание, и сам стал подставляться, открывая одну за другой преграды.
— Прости мне эту проверку, брат, но я должен был удостовериться. Теперь я убедился, что это ты, и счастлив тебя приветствовать. Надеюсь, столь долгое пребывание в коконе не сказалось на твоих способностях? Мы как раз собрались на совет, и твое возвращение будет для всех самой лучшей новостью!
— Теперь и я поверила, — проговорила дочь, когда Радигаст перевел взгляд на нее. — Мне ведь тоже перешло кое-что от тебя… Нас ждет ужин с бокалом иллирийского вина. Я не ошиблась, отец, ведь ты любил именно это вино?
— Не ошибаешься, дочка, я по-прежнему пью только иллирийское, — радостно рассмеялся Радигаст.
Когда он отправился в урочище Рогатой волчицы, чтобы завладеть браслетом власти, его малютке было пять лет. Теперь ей, стало быть, исполнилось восемнадцать.
Чародеи продолжали сидеть за столом в ожидании Радигаста. Хозяин замка Белун негромко произнес короткое заклинание, и на столе мгновенно появились старинные серебряные блюда с ароматными фруктами из разных земель Поднебесья, несколько кувшинов с пенистым пахучим напитком.
— Уж если ты столько путешествуешь по чужим мирам, мог бы организовать оттуда поставку для нас редких кушаний. Сам небось перепробовал все, — полушутя-полусерьезно заметил Гвидор.
— Это чтобы ты угощал ими своих русалок? — ехидно проворчал Добран.
Гвидор не успел ответить, потому что внимание всех обратилось на неожиданно появившихся в зале двух людей. Это были пожилая женщина с простым крестьянским лицом и подросток, державшийся в отличие от нее с подчеркнутым достоинством.
Белун жестом предложил им занять свободные места за столом.
— С каких это пор на наши синклиты стали допускаться обыкновенные смертные? — Этот вопрос Гвидор задал не вслух. Он произнес его на первом мыслительном уровне. И тут же услышал безмолвный ответ, предназначенный только для него одного.
— С тех пор, Гвидор, как нам удалось спасти тебя от чар Морочи, — сказала ему женщина.
Остальные чародеи отводили взгляды, смущенные неделикатным вопросом собрата. И Гвидор, по-прежнему молча, но так, чтобы это услышали все, извинился:
— Прости, Евдоха. Я только теперь догадался, что это ты. И ты, Дар, прости.
Евдоха взглянула на него спокойными мудрыми глазами и едва заметно кивнула.
— Да, собратья, вы не ошиблись, — произнес Белун, — это ведунья Евдоха, сестра замученной Триглавом Лерии, и Дар, юный сын князя Владигора. Они проходили обучение в моем замке и на днях отправятся вместе со мной в иные миры. А собрал я вас для того, чтобы проститься с вами, возможно навсегда.
И тут на пороге возник долгожданный Радигаст.
Тринадцать лет отсутствия на нем почти не отразились. Голову он держал по-прежнему гордо, так, будто свысока смотрел на все, что происходит в этом мире, полы алого плаща, расшитого золотом (столь хорошо знакомого по прежним встречам!), развевались при каждом его шаге.
Его радостно окружили несколько чародеев, кто-то жал ему руку, кто-то хлопал по плечу, порывистый Алатыр по-дружески обнял и счастливо прослезился. И даже те, кто прежде часто сталкивались с ним в спорах, радовались возвращению к жизни своего товарища.
— Рассказывай! Рассказывай!
— Где был? Как освободился?
— Да в том-то и дело, что рассказывать мне нечего. — Радигаст улыбался одновременно и смущенно и радостно. — Столкнулся один на один… сами знаете с кем, и в последний миг успел замотать себя в кокон. Вот и все. И уж так крепко замотался, что и сам себя долго не мог разглядеть. А как разглядел, так и освободился…
Радигаст добровольно раскрыл свое сознание навстречу друзьям, те слегка прошлись по его лабиринтам, наткнулись на кое-какие преграды. Отошли. Преграды были у всех. Многие помнили, как бедняга Овсень попробовал проникнуть сквозь одну такую у самого Белуна и как за это поплатился!
Радигаст, как в давние времена, сел рядом с Алатыром, и Белун торжественно продолжил:
— Хочу сказать вам, собратья, что оставляю Поднебесье в полном спокойствии: мы с вами хорошо потрудились в последнее время, и теперь Совесть и Правда побеждают во всех княжествах. Владигору удалось договориться с правителями соседних земель, и скоро мечта их предков должна осуществиться — установится крепкий Союз дружественных государств… За это я предлагаю выпить по бокалу старинного ладанейского вина…
Тотчас на столе появились хрустальные кубки, в которых сначала было лишь на дне по капле вина, но капли эти стали увеличиваться в размерах, и вскоре вино наполнило кубки до краев.
— Вот это — настоящая забота о госте! — рассмеялся Гвидор и, вдохнув аромат вина, поднес кубок к губам.
Но его остановил неожиданно громкий выкрик Заремы:
— Не пей, Гвидор! И все не пейте!
Она подняла свой кубок и повернулась к удивленному хозяину:
— Не слишком ли рано ты радуешься, Белун? Вглядись в свое вино. Неужели ты ничего не заметил?
Белун поднес бокал к глазам, потом понюхал его содержимое:
— Мне кажется, это то же самое вино, которым я угощал вас однажды. Бочонок был найден в погребе одного разрушенного замка, с тех пор он хранится у меня, и я лишь переношу это вино оттуда в наши бокалы, — смущенно объяснил он. — Если что не так, я предложу другое.
Остальные гости с удивлением смотрели на Зарему и ждали ее объяснений. Лишь Евдоха тихо проговорила:
— Я и то смотрю, какое-то оно серое, не лучистое. И огонь в очаге тоже посерел…
— Ты слышал, Белун? — многозначительно спросила Зарема. — Вам, мужчинам, понятно многое, но оттенки цветов — недоступны.
Гости, отодвинув от себя бокалы, настороженно смотрели на женщин.
— Ты, Зарема, и ты, Евдоха, хотите сказать, что?..
— Да, Белун! — негромко, но твердо подтвердила Зарема.
Белун окинул глазами зал, на мгновение задержал взгляд на огне, а потом энергично произнес короткое заклинание. И сразу заколыхалось пламя, заплескалось вино, все почувствовали дуновение воздуха, но был он не свежим, а с примесью слежавшейся пыли. И на глазах чародеев словно мельчайшие хлопья серого тумана полетели со всех сторон зала к двери, сгустились в комок, а когда Белун произнес еще одно заклинание, комок вспыхнул. В его огне все успели разглядеть отвратительное трехголовое чудовище размером с жабу. Одна голова принадлежала узколобому варвару с лицом убийцы и перебитым носом, другая — противному, иронически улыбавшемуся тонкогубому старикашке, третья же злобно щерилась гримасой ящерицы. Чудовище на четырех драконьих лапах взмахнуло хвостом и скрылось в дверном проеме.
