— Вот! — проговорила женщина горестно, но уже без крика. — Им всем нужен телефон Любы. Нет его у меня. Уже отняли ваши бандиты только что!
В конце концов Дмитрию удалось, правда, вместе с соседом войти в квартиру. И выяснить, что за координатами медсестры в это утро шла сущая охота, а он опоздал. А те три вежливых молодых парня, которым он помогал десять минут назад толкать джип, были, судя по всему, бандитами. И вместо того чтобы их задержать хотя бы на трое суток, скажем, за попытку изнасилования, он лично способствовал их быстрому исчезновению. Вместе с телефонным номером Любы, который ее мамаша вспомнить была не в силах.
— Если Люба вам позвонит, расскажите ей подробно все, что произошло, — проинструктировал Дмитрий мамашу, предварительно записав ее показания, — и попросите ее обязательно связаться со мной, — он положил на стол записку с телефоном, — или с Осафом Александровичем, это мой коллега. — На стол была положена другая записка с телефоном «Добрыни»
* * *
Дмитрий вернулся домой совершенно разбитым после разговора с Апполинарией, событий в квартире Барханова, сидения перед компьютером в «Добрыне». Затем пришлось вернуться в прокуратуру, написать рапорт начальнику об объявлении Волкова во всероссийский розыск. Потом пришла Катя с отчетом о визите к сыну Новосельской. Как и предполагал Самарин, ничего нового следствию это не дало, но осадок даже всего-навсего от рассказа был неприятным. Катя была необычно тихой и неразговорчивой.
— Так мальчика жалко, — сказала она наконец.
— Значит, нужно продолжать искать, — сказал Самарин, — иначе от нашей жалости проку мало.
— Представьте себе, чтобы у вас на глазах дикий пес разорвал бы близкого вам человека. Ой, Дмитрий Евгеньевич, простите, — она прижала ладонь к губам, поняв, что сморозила что-то не то.
Но слово — не воробей, и Дмитрий вспомнил то, о чем старался не думать никогда.
— Ладно, Катя, — махнул он рукой, — будем работать дальше.
Потом его вызвал Зотов. Долго и нудно говорил о необходимости повышать раскрываемость, будто Дмитрий считал, что ее нужно понижать.
— Нужно найти Барханова, — сказал он в конце беседы. — Это происшествие у него на квартире так оставлять нельзя. Какая-то там домработница, темная женщина, хозяина нет, и неизвестно, где он. Возможно, связан с криминальными структурами… И потом, незаконная практика. Дома делать операции — это же подсудное дело. А там такой кабинетик, что любая больница позавидует. Короче, на Барханова я уже объявил всероссийский розыск.
— Погодите, Вячеслав Петрович, — Самарин был изумлен, — это вам «сверху», как вы говорите, сообщили про кабинетик и домработницу?
Обычно информация доходила до Зотова значительно медленнее. Но кроме бойцов «Добрыни», самого Самарина и Куделина, никто подробностей о событиях в квартире Барханова не знал. Интересная получается картина. Откуда начальству все это стало известно? Не от того ли самого доброго дяди, который выручал Волкова?
Ну что ж, ниточка тянется наверх. А там, глядишь, и яркий шарик на ней. Но не достанешь его. Дернешь за ниточку слишком сильно, и он улетит себе в прозрачное голубое небо…
Но снизу сейчас к этой самой ниточке привязан начальник городской прокуратуры. А он, бедолага, даже об этом и не догадывается, считает, что стоит на страже законности. Что ж, его в этом разубеждать не стоит. Но все-таки ошиблись в доблестном генерале Зотове. Слишком он честный и недалекий. Не нужно бы ему показывать, что он знает подробности. Проговорился. Спасибо, дорогие товарищи преступники в министерских креслах или где вы там заседаете!
— Я вас понял, Вячеслав Петрович.
— Вот и отлично, Самарин. Значит, действуй.
— Действую.
Значит, нужен им Барханов, ой как нужен. Прямо позарез. Нужно срочно связаться с ним, если связь через Апполинарию еще работает. Телефон, конечно, прослушивается, и они будут пытаться выяснить место пребывания Барханова. Что, кстати, почти бесполезно при телефоне со спутниковой связью и роумингом. Не определишь даже, Камчатка это или Мадагаскар.
Значит, позвонить Апполинарии можно. И впрямую спросить хирурга, почему его в прямом смысле слова «с собаками ищут»? Как только он скажет — может вздохнуть спокойно, так что ему это даже выгодно. Только тогда он, Самарин, станет персоной нон грата. Значит, разговор лучше записывать на магнитофон, имея свидетелей на параллельном аппарате. И хорошо бы еще, чтобы нельзя было вычислить, с какого телефона говорит следователь Самарин. Так, на всякий случай. Значит, звонить нужно из «Добрыни». Василию Александровичу и Эмилии Викторовне также будет интересно послушать, что скажет знаменитый хирург-виртуоз.
Поэтому вместо того чтобы ехать домой и наслаждаться отдыхом в компании любимой жены и собаки, Дмитрий второй раз за сегодняшний день отправился в агентство «Добрыня». Предупрежденные звонком Дубинин и Баркова ждали его.
— Успеха не обещаю, — сказал Дмитрий, набирая телефон квартиры Барханова, — но попытка — не пытка.
Апполинария взяла трубку сразу.
— Але?
— Апполинария Сидоровна? Вас Дима беспокоит, был я у вас. И с Валентином Петровичем разговаривал. Он меня просил позвонить. Его можно к телефону?
— Сейчас он занят, — сказала верная тетя Паня. — Перезвоните через двадцать минут. Только точно, а то он уйдет. Она повесила трубку.
— Они, разумеется, прослушивают, пусть думают, что это какой-то клиент его бывший, хочет сломанный нос подправить. Иначе ведь не соединят. Умельцев телефонных сейчас хватает.
— Поэтому говорить с ним через квартиру не следует, — предупредил Дубинин.
— Совсем меня за идиота держите, Осаф Александрович!
— В действительности нарушений у него немного, — вступила в разговор Баркова. — Статья о незаконной медицинской практике касается тех, у кого нет диплома о медицинском образовании, а они открывают лечебные центры. Я выясняла, у него лицензия была, и все комиссии и инстанции пройдены. Так что с этой стороны все в порядке. Они просто не знают, за что схватиться.
— А Зотов верит. Причем совершенно чистосердечно, корысти ему от этого никакой, — заметил Дмитрий.
— На таких, как ваш Зотов, нынешняя Россия и держится, — сказал Дубинин. — В спайке с неким «добрым дядей», который за ниточки дергает.
Время тянулось поразительно медленно. Наконец ленивые стрелки отсчитали двадцать минут, и Самарин снова набрал номер Бархановской квартиры.
— Это снова я, Апполинария Сидоровна.
— Ага, ну вот он, тута, поговорите с ним.
— Я вас слушаю, — раздался в трубке спокойный голос Барханова, звучавший спокойно и ясно, словно он сейчас сидел, удобно устроившись в кресле в своей шикарной квартире на Кирочной. Впрочем, обманываться не стоит. С Америкой слышимость обычно существенно лучшего качества, чем с Ленинградской областью.
