Галл разлил в чашки дымящийся кофе. Он думал о том, что если
забыть обо всем, то жизнь может иногда показаться удивительно приятной. Чистая
уютная кухня, красивая женщина в изящном пеньюаре, крепкий горячий кофе,
неспешная беседа – чем не семейная идиллия? Почему в его жизни нет этому места?
– Сахару достаточно? – спросил он, когда Настя
отхлебнула кофе.
– В самый раз, спасибо. Подай, пожалуйста, сигареты.
Галл протянул ей пачку и зажигалку, придвинул пепельницу. Он
невольно залюбовался ее длинными пальцами с безупречным маникюром, когда она
доставала из пачки сигарету.
– А ты что, не куришь? – спросила она, сделав
глубокую затяжку.
– Нет. И никогда не курил. А вот ты зачем себя травишь,
если у тебя сердце слабое?
– Да ну тебя.
Настя повертела сигарету, прочертила ею в воздухе какой-то
замысловатый символ.
– Мое здоровье никому не нужно. Да и сама я никому не
нужна. Мужа нет, детей нет. Родители далеко, небось забыли уже про меня. Что
меня ждет? Одинокая старость в приюте для престарелых. Веселая перспектива.
Лучше уж до такой старости не дожить.
Галл понял, что сейчас она не шутит. В глазах – настоящая
боль.
– Ты можешь еще замуж выйти. Умная, красивая, богатая.
Чего ж ты на себе крест ставишь?
– Замуж? – Она стряхнула пепел с сигареты. –
Вот уж нет. Я привыкла быть одна. Когда надеешься на саму себя, как-то
спокойнее. В этой хреновой жизни никому верить нельзя, только себе. Разве не
так?
– Пожалуй, – согласился Галл.
– Вот видишь, – удовлетворенно сказала она. –
И ты такой же волк-одиночка. Потому что знаешь, что так надежнее.
Галл молчал. После напряжения последних дней ему хотелось
расслабиться хотя бы ненадолго. Просто посидеть в теплой кухне, поговорить с
этой рыжей Ларисой о чем угодно, поговорить без суеты, доверительно, тепло.
* * *
– Это – убийца, – решительно сказал
Гордеев. – Какие будут мнения?
– Я считаю, его надо задерживать, пока не стало
поздно, – подал голос Доценко.
– А я думаю, пусть еще поговорят, – возразил
Коротков. – Обстановка там вполне мирная. Может, узнаем что-нибудь
интересное.
– Но она же там один на один с убийцей! – не
сдержался Миша. – Как вы можете быть так спокойны?
– А он там один на один с Анастасией. Тебе это ни о чем
не говорит? Подождем, – резюмировал полковник.
* * *
Они выпили уже по второй чашке кофе. Настя переменила позу и
стала растирать затекшую от неподвижного сидения ногу. Уже больше часа они вели
спокойную дружелюбную беседу ни о чем, обсуждая достоинства и недостатки разных
автомобилей, сортов коньяка, приморских курортов. Настя вглядывалась в лицо
своего собеседника и удивлялась его обыкновенности и своеобразной
привлекательности. Кто там говорил о пустых и холодных глазах убийц? Чушь все
это, думала она. Нормальный мужик, с нормальными глазами, с приятной улыбкой.
Спокойный, серьезный, будто на работе. Ну, в общем-то, он и был на работе.
Пора, решила она. Будем менять пряник на кнут. Он уже достаточно отдохнул.
– Слушай, Михрютка, от тебя псиной разит. Ты что, не
моешься?
Переход от дружелюбия к сарказму был таким резким, что Галл
вздрогнул и залился краской.
– Пойди душ прими, – продолжала Настя.
– А ты в это время что будешь делать? В милицию
звонить? Или в сумке у меня рыться? Нашла дурака, – зло ответил он.
– Если хочешь, я с тобой пойду. Покараулю тебя, чтобы
не утонул. Чего так смотришь? Думаешь, я голых мужчин не видела? Давай,
давай, – она стала подниматься с дивана, – пошли в ванную. Самому
должно быть противно.
Настя преследовала двойную цель. Во-первых, унизить его и
поставить в положение оправдывающегося. И, во-вторых, поговорить о том, о чем в
кухне и заикнуться было нельзя, чтобы не насторожить Галла.
Галл неохотно встал и, пропустив хозяйку вперед, пошел в
ванную. Разделся до плавок, аккуратно сложил джинсы и рубашку на стиральную
машину и остановился в нерешительности.
– Отвернись.
– Еще чего. Чтобы ты меня сзади по затылку стукнул?
Умный какой.
– Я же сказал, ты мне живая нужна.
– Мало ли что ты сказал. Ты же мне не веришь, так
почему я должна тебе верить?
Она включила воду. «Ну давай же, давай, – мысленно
торопила его Настя. – Голый мужик – не боец, он уже не может сохранять
достоинство».
– Да лезь ты в ванну, – раздраженно сказала
она, – не строй из себя девственника. Занавесочку задернешь – и порядок.
* * *
– Зачем она его в ванную потащила? – недовольно
спросил Коротков. – Ведь не слышно же ничего.
– Затем и потащила, – загадочно ответил Гордеев,
разгадавший маневр Каменской. – После того, как они выйдут из ванной, всем
– предельное внимание. Она может попытаться передать какую-нибудь информацию.
Судя по всему, он не исключает мысль о том, что мы их слушаем. В его
высказываниях нет ничего, что можно было бы ему инкриминировать, он очень
осторожен.
* * *
Галл с наслаждением подставлял тело под теплые упругие струи
воды. Все-таки хорошая она баба, думал он, жалко, что придется ее убить. Двое
волков-одиночек. У них могло бы получиться…
– Ну как, Михрютка? – раздался ее голос из-за
непрозрачной пластиковой шторки. – Правда, хорошо?
– Правда, – ответил он, не скрывая удовольствия.
– А ты сопротивлялся. – Она негромко
засмеялась. – Слушай, а можно я тебя кое о чем спрошу?
Галл насторожился, на всякий случай повернул ручки крана,
чтобы усилить шум воды. Но Лариса, видно, крепко усвоила урок, потому что
отодвинула шторку и придвинулась к нему почти вплотную.
– А Ирку… тоже ты?
Галл сделал вид, что не понял.
– Какую Ирку?
– Филатову. Она моей подругой была. Ее как раз из-за
этой рукописи и убили.
– Впервые слышу.
– А кто же, если не ты?
– Я сказал тебе: впервые слышу. Не знаю никакой
Филатовой.
– Не врешь?
– Да почему ты решила, что я должен ее знать?
– Этот экземпляр рукописи мне Ирка дала.
– Ну ты и ловка! Хочешь сорвать с Павлова сорок штук
только за то, что скажешь ему об этом? Я бы тебе за эти сведения и рубля не
дал.
– Так то ты, а то – Павлов. Он бы и больше дал. А тебе
рукопись зачем?
– Хочу с Александром Евгеньевичем по-мужски поговорить.
Он мне не нравится. Похоже, это он твою подружку убил.
