Стоял теплый слякотный февраль, в комнате было душно даже
при открытой настежь форточке. Заказчик почувствовал, что руки его стали
ледяными. Значит, все-таки знает…
* * *
Машина свернула с Садового кольца на Каляевскую улицу.
– Дальше куда? – спросил Захаров.
– Все время прямо. Знаешь, я рада, что ты меня
нашел. – Настя тронула его за плечо. – Как ты додумался?
– Большого ума не надо, – усмехнулся Дима. –
Этот молодой черноглазый – он в вашем отделе работает?
– Доценко? В нашем. Что-нибудь не так?
– Хороший мальчик. – Дима одобрительно
кивнул. – Умеет спрашивать. Фразы короткие, ни одного лишнего слова,
никакого давления. Чуть-чуть подталкивает, сразу и не заметишь. Уж на что я
злой был, а разговор в машине почти дословно вспомнил. Хороший мальчик, –
еще раз подтвердил он. – Такой незаменим в работе со свидетелями.
– Да, – рассеянно повторила Настя, –
незаменим. И все-таки зачем ты меня искал?
– Сам не знаю. – Захаров пожал плечами. –
Жалко мне ее.
– Кого жалко? – удивилась Настя.
– Эту… Филатову. Вот ведь глупость! – Он
озадаченно хмыкнул. – Полчаса был с ней знаком, да что там знаком – имя
даже не спросил, трое суток из-за нее в камере проторчал и вдруг понял, что мне
ее жалко.
– И ты два часа ждал меня на улице, чтобы сообщить об
этом?
– Если совсем честно, то я хотел тебе сказать, что буду
рад оказаться полезным. Вы там в МУРе все такие, конечно же, умные и опытные,
но в жизни всякое случается. Вдруг да пригожусь. Ни разу мне потерпевших не было
жалко так, как сейчас. Видно, чем-то она меня задела. Так что имей это в виду.
– Спасибо. Очень трогательно, – суховато ответила
Настя. – Сейчас направо на мост. Ты хоть понимаешь, что с тебя самого
подозрение еще не снято окончательно?
– Ну что ж поделать, потерплю, – миролюбиво
ответил Дима. – Хороший район, зеленый, тихий. Живешь здесь?
– Здесь родители живут. А я на Щелковской.
Прощаясь с Настей, Дима придержал ее за руку, вгляделся
внимательно.
– А ты не меняешься. Все такая же девчушка в джинсиках
и с длинным хвостом на затылке. Тебе сейчас сколько?
– Тридцать два, – улыбнулась Настя.
– Не замужем?
– Не смеши меня. Спасибо еще раз, что подвез.
Когда встал вопрос о размене квартиры, основным аргументом у
Настиного отчима было то, что «трое бумагомарак на одной кухне не уживутся».
Пока Настя училась в школе и в университете, а Леонид Петрович работал на
практике, или, как говорят, «на земле», трехкомнатная квартира была наполовину
завалена бумагами и рукописями Настиной матери, известного ученого-лингвиста.
Потом и Настя стала выкраивать уголки для своих бесчисленных листочков и
мудреных расчетов. А уж когда Леонид Петрович, покончив с практической работой,
перешел с должности начальника РУВД в Высшую юридическую заочную школу милиции
преподавать оперативно-розыскную деятельность, в квартире стало по-настоящему
тесно.
Теперь Настя жила отдельно, на другом конце Москвы, но у
родителей бывала часто, особенно с тех пор, как мать на два года пригласили на
работу в Швецию. Леонид Петрович был в отличие от Насти человеком
хозяйственным, обеды готовить не ленился, но самое привлекательное состояло в
том, что квартира родителей находилась гораздо ближе от Петровки, чем Настино
собственное жилье. Если остаться ночевать, то утром можно спать минут на сорок
дольше.
Уютно устроившись в мягком кресле, Настя смотрела, как отчим
разбирает небольшой пластиковый пакет – мать с оказией передала посылку. Вынув
маленькую плоскую коробочку, Леонид Петрович протянул ее Насте.
– Твои игрушки. У тебя, наверное, уже полный набор
есть?
– Нет предела совершенству, – отшучивалась Настя.
И вдруг спросила: – Пап, а кто такой Богданов?
– Богданов? Бывший начальник ГУВД Москвы. Ты в своем
уме, родная?
От удивления Леонид Петрович даже выпустил из рук журнал по
криминалистической технике, который ему прислала жена.
– Не тот. Богданов из академии, с кафедры организации
расследования преступлений.
– А, – облегченно вздохнул отчим. – Знаю,
конечно. Родственные кафедры, мы все друг друга знаем. Зачем он тебе?
– На всякий случай. А Идзиковского из Интерпола знаешь?
– Фамилию слышал, но лично не знаком. Еще вопросы?
– А с Филатовой Ириной Сергеевной из НИИ МВД ты
встречался?
– Приходилось. Ты что, мой моральный облик проверяешь?
Настасья, кончай темнить. Говори, в чем дело.
– Филатова умерла, – выпалила Настя.
– Да что ты?! – Леонид Петрович охнул и присел на
диван. – Может, это не та Филатова? Та была молодая совсем, красивая.
– Та самая, папуль. Убита.
Настя встала с кресла и села на пол рядом с отчимом, положив
голову ему на колени.
– Единственная версия, которая есть на сегодняшний
день, – убийство из ревности. А у Филатовой все романы – с офицерами из
МВД. И я буду сидеть здесь, у твоих ног, как верный пес, до тех пор, пока ты
мне не расскажешь, как и чем живут научные работники и преподаватели. Из-за
чего они ссорятся друг с другом, на какие темы пишут анонимки, какие шаги
предпринимают, чтобы подсидеть другого, каким способом сводят счеты и так
далее. Идет?
Леонид Петрович огорченно усмехнулся:
– Вот и с тобой случилось то, чего я всегда боялся,
пока работал «на земле». Приходится вести расследование среди своих. Ты даже
представить себе не можешь, как это трудно. Особенно когда ты молод.
Милицейский круг – тесный круг. Не просто узкий, а именно тесный, не можешь повернуться,
чтобы не наткнуться на знакомого, родственника знакомого, сослуживца
родственника, бывшего ученика, соседа начальника и прочее. В этом тесном кругу
невозможно никого ни о чем спросить, я уже не говорю – допросить, потому что
какие могут быть серьезные разговоры между своими? Ты разговариваешь с
человеком, которого подозреваешь в преступлении, а он на все твои доводы
отвечает: да ладно, да брось ты, ну мы же свои люди, ты же понимаешь. И хлопает
тебя по плечу. И предлагает выпить. А чуть что не так – будь уверена, тут же
поступит звоночек твоему Гордееву, с которым они или в санатории вместе
отдыхали, или на банкете водку пили, или еще как-нибудь знакомы. Ты что же это,
Виктор Алексеевич, ты давай ребят своих приструни, не годится так, обидели, понимаешь.
В общем, наплачешься.
– Нет. – Настя грустно покачала головой. – Не
наплачусь. Меня Колобок к ним не выпустит. Плакать будут наши мальчики. Как ты
думаешь, папа, почему меня Колобок на привязи держит?
– Ума не приложу. – Леонид Петрович погладил Настю
по голове. – Может быть, он знает про твои… м-м-м… мягко говоря, про твои
особенности?
