Йозеф понюхал вино, отпил.
– Давай поговорим кое о чем поинтереснее. – Он сунул руку в карман и вынул коробочку. – Как увидел, сразу понял, что это знак. – Йозеф открыл крышку: золотое обручальное кольцо с рубинами и брильянтами. – Мы с тобой будем счастливы вместе. – И, не дожидаясь ответа, надел кольцо Элси на палец.
Официанты принесли блюда, расставили между канделябрами.
В Элси вперилось рыльце жареного поросенка с добела прожаренными глазными яблоками, с хрусткими, чуткими ушами. Поросенка обрамляли мягкие картофелины, а белые сосиски – будто хвост. Элси в жизни не видала столько еды сразу. Но все ее нутро сжалось от отвращения.
– Выйдешь за меня?
В ушах у Элси зазвенело. Йозеф почти вдвое старше, приятель отца, она любила его как доброго дядю, как старшего брата, но стать его женой?.. Взгляды партийцев справа и слева давили, как челюсти деревянного щелкунчика. Интересно, Йозеф давно собирался? А она по наивности не заметила?
Драгоценные камни в свете свечей мерцали кровью.
Элси уронила руки на колени.
– Это слишком, – сказала она.
Йозеф воткнул вилку поросенку в брюхо и положил себе и Элси по куску мяса.
– Понимаю. Кругом столько всего, а тут еще я со своим предложением. Но я не мог удержаться. – Он рассмеялся и поцеловал ее в щеку. – Рождественский пир удался!
Элси сосредоточилась на еде, чтобы не смотреть на руку с кольцом. Но поросенок оказался такой жирный, что его и жевать не пришлось; студенистая корочка скользнула по пищеводу; серая картошка разварилась, переваренная сосиска разбухла. Элси запила все это красным вином. Кислота обожгла горло, как на первом причастии. Хлеб. Она откусила от булки с маслом – знакомый, утешительный запах.
Пока ели, Элси не произнесла ни слова. С переменой блюд закончилось и пение. Оркестр вернулся на места. Пришло время десерта и танцев. Элси через головы сидящих видела, как конвоирша СС увела свою пленную певчую птичку за кулисы через служебный вход.
– Что будет с мальчиком? – Она повернулась к Йозефу: – Его отправят обратно?
Серебряные канделябры отразили объеденного поросенка и партийные мундиры на каждом втором стуле.
Ложка с картофельными клецками замерла на полдороге.
– Он еврей.
Йозеф отправил мучных червяков в рот, и официант забрал у него пустую тарелку.
Элси сказала как можно спокойнее:
– Он же еврей только наполовину… и у него такой голос. – Она пожала плечами. – Наверно, с ним не надо как с другими.
– Еврей есть еврей. – Йозеф взял ее за руку и потрогал кольцо. – Ты слишком чувствительная. Забудь, у нас сегодня праздник.
Жар волнами поднимался от свечей. В висках у Элси запульсировало. В голове нарастал вязкий шум.
– Йозеф, прости, пожалуйста… – Она отодвинула стул и встала.
– Все нормально?
– Да, ничего особенного. Я на минутку…
– А-а, – кивнул Йозеф. – Туалет по коридору и направо. Не потеряйся, а то пошлем гестапо на поиски, – засмеялся он.
Элси сглотнула и выдавила жалкую улыбку. Она неторопливо прошла по сияющему банкетному залу, но, как только выбралась в полутемный коридор, ускорила шаг и мимо двери с надписью «Туалет» заспешила к выходу в переулок.
Четыре
«Немецкая пекарня Элси»
Эль-Пасо, Техас
Трейвуд-драйв, 2032
5 ноября 2007 года
У Ребы зазвонил мобильник.
– Извини. – Прочла сообщение: «у нас фургон с нелегалами. буду поздно». Вздохнула и засунула телефон в сумочку.
– Что-то не так? – спросила Джейн.
– Да нет, «Рудис-барбекю» рекламу шлет. Я у них постоянный клиент.
– Все ясно, дорогуша. – Джейн побарабанила пальцами по столу. – Бойфренд?
– Не совсем. – Реба поворошила предметы в сумочке и застегнула молнию.
– Да ладно. – Джейн показала, как запирает рот на замок. – Между нами, девочками.
Реба замешкалась. Джейн снова приблизилась – нет, перешагнула черту, отделяющую журналиста от интервьюируемого. Это непрофессионально – говорить о своих отношениях. Расспрашиваешь людей об их жизни, все записываешь, а потом это печатают в журнале для тысяч читателей. Реба славилась своими очерками. Кого бы ни поручила ей редактор, Реба вытаскивала всю подноготную; однако ее частная жизнь – другое дело, и нет причин менять подход. Эту женщину она видит первый раз. Абсолютно незнакомый человек. Совершенно недопустимо с ней откровенничать.
Но в этой Джейн было что-то необъяснимое, какая-то спокойная сила, надежность – или Ребе так казалось. По правде говоря, у Ребы почти не было друзей в Эль-Пасо. Людям она не доверяла. Слишком многие говорили одно, а делали другое. По сути – врали. Не то чтобы она их осуждала. Она тоже каждый день врала, по мелочи и по-крупному, даже себе. Убеждала себя, что дружба ей не нужна. Она – независимая, самодостаточная и свободная. Лишь Рики она решилась открыться, да и то не до конца. А в последнее время и с ним все прокисает. Подступала знакомая пустота, которая однажды чуть не поглотила ее целиком. Реба скучала по старшей сестре Диди и по маме. По семье. По тем самым людям, от которых уехала за тысячи миль.
В тихие ночи, когда Рики задерживался на работе, ей становилось одиноко, как в детстве, и она наливала себе бокал вина и открывала кухонное окно, чтобы ветер пустыни колыхал льняные занавески. Все это напоминало ей последнее августовское воскресенье в Ричмонде. Диди взяла две бутылки шато-морисетт. Они пили на свежеподстриженной лужайке, босиком, и к ногам липли срезанные травинки. Когда открыли вторую бутылку, в ночь лилось уже не только вино. Захмелевшие от призрачных мечтаний, девочки забыли детские слезы и рисовали картины идеального будущего. Они пировали, пока даже светляки не погасили свои фонарики. Впервые сестры поняли, зачем их папа пил бурбон как лимонад. Как это здорово – притворяться, что мир прекрасен; залить вином страхи, прогнать воспоминания, расслабиться и просто получать удовольствие, хотя бы несколько часов.
Реба потерла жилку на лбу.
– Это мой жених, – сдалась она.
– Да ты что! – Джейн выпрямилась в кресле. – А где кольцо?
Реба вытащила из-под рубашки цепочку. На цепочке болталось кольцо с бриллиантом.
– Брюлик, – сказала Джейн. – А почему не на пальце?
– Печатать неудобно. По-моему, оно мне мало. – Можно же растянуть.
Реба вынула диктофон и понажимала на кнопки. – А когда свадьба? – не отступала Джейн.
– Мы пока не назначили. Ужасно заняты оба. – А помолвка когда была?
– Э-э… – Реба мысленно полистала календарь. – В августе.
