– Сейчас? – Мартовский дождь острыми ледяными иглами колол лицо. – Они же замерзнут насмерть.
– Охрана этого и хочет. Пули нужны для солдат в Берлине.
– Но Йозеф, – сердце у Элси заколотилось, – он в Дахау.
– Да. – Фрау Раттельмюллер отвернулась. – Он тоже выполняет это поручение.
– Ему поручили убить кучу людей?
Йозеф никогда не обсуждал с ней своих дел. Она полагала, что его служба связана с горной командой, а не с еврейскими лагерями. Слухи о жестокостях и массовых смертях в Дахау ходили уже несколько лет. Слишком страшно, проще не верить. Таковы ее сограждане. Элси не верила, что Йозеф способен на это зверство. Колкий дождь обжигал щеки.
Фрау Раттельмюллер склонилась ближе:
– Наш человек может подкупить охранника. Тот притворится, что не заметит побега. Там две девочки, родственницы моего…
Хрустнула ветка. Фрау обернулась. С ветки взлетел воробьишка. Она шепотом продолжала:
– Как только они придут, я переправлю их в Швейцарию. К друзьям.
– Вы тоже поедете?
– Я слишком стара. Только замедлю дело. – Пауза. – Я пришла, потому что мне нужна помощь со взяткой. Я отдала все, что могла, но этого не хватит.
Элси попятилась. Так вот в чем загвоздка. Старуха требует денег. Может, так она и покупала хлеб каждый день – выманивала у людей монеты? Элси вгляделась в фрау Раттельмюллер. Вуаль по краям истрепалась; подол обвис; чулок нет, несмотря на погоду; костлявые руки покраснели. Непохоже, чтоб она поглощала булки и сласти.
Но у Элси ничего не было. В кассе денег мало, папа сразу заметит. Она потерла замерзший лоб и вдруг под снегом и дождем увидела красные отблески рубинов. Как легко она забыла слово, данное Йозефу, который уехал и не писал обещанных писем.
– Вот. – Она сняла кольцо. – Этого должно хватить.
– Кольцо с твоей помолвки? – Фрау взяла его, но нахмурилась. – А что ты скажешь родителям и Йозефу?
Элси потерла вдруг потеплевшие пальцы.
– Скажу, что отдала его для спасения Родины. Фрау кивнула:
– Твоя сестра Гейзель была храброй, но у тебя сердце пророка Даниила.
Элси поморщилась на это «была». Отвернулась, покачала головой:
– Это чужое кольцо.
Фрау Раттельмюллер сжала ее руку:
– Есть еще люди, которые помнят, что Божьи законы превыше человеческих. – Ее голос пресекся. – Только на них все и держится. Я давно поняла, что мертвые не спасут живых. Только мы. Пока есть жизнь, есть надежда. – Она собралась уходить.
Элси задержала ее. Может, попробовать?
– Я тоже хочу вас попросить. – Элси вдохнула, и льдистый воздух сдавил ей горло. Сучья хрустели под ледяной крупой. Каждый шепот опасен, каждое движение подозрительно, но Тобиас теперь – близкий человек. Каждый лишний час в укрытии – на час ближе к разоблачению и гибели. Если есть возможность спасти его, надо ее использовать. – Помните, вы сказали тогда, что можете отправить Тобиаса с другими. А сейчас? Сможете вывезти его из Германии?
Фрау Раттельмюллер сжала клюку и тихо пробормотала:
– Элси, теперь слишком опасно. Его переезд ко мне всех нас сведет в могилу.
Ветер носил смерчи мокрого снега.
– И он слишком мал и слаб для такой погоды. – Фрау покачала головой.
Элси представила себе острые коленки и локти Тобиаса, его маленькие мочки, выглядывающие из-под колпака. Фрау права. Он слишком слаб. Может не пережить непогоды.
– Прости меня, – сказала фрау Раттельмюллер. – Поверь, если б не так опасно, я бы попробовала. А сейчас вокруг пекарни день и ночь гестапо бродит. Может, это Йозеф их приставил, не знаю, но они следят. Не могу я друзей подвести.
Элси кивнула. По ночам она видела фары на улице, но думала, что патрулируется весь Гармиш. Оказывается, это не везде, а только вокруг пекарни. Колени у Элси подогнулись.
– Я помогу тебе, как смогу, – продолжала фрау Раттельмюллер, – но тут – никак.
Элси не вправе винить старуху за благоразумие. Лишних предосторожностей не бывает. Если дергаться, погибнут люди. Тобиас останется у нее. И тут она вспомнила:
– У него сестренка в лагере. Циля. Работает со швеями. Спасите ее, пожалуйста? – Сделать для Тобиаса хоть что-нибудь.
– Хорошо. – Фрау Раттельмюллер стукнула клюкой по заледеневшему булыжнику. – Если она там, мы возьмем ее в Швейцарию.
Элси кивнула:
– Скажите ей, что ее брат жив и говорит о ней с большой любовью. Обещает ее найти. – Она выдохнула столб пара. – Он будет ждать ее с голубыми лентами.
– С голубыми лентами?
Элси слегка улыбнулась:
– Она поймет.
Залаяла собака, и женщины вздрогнули.
– Иди. – Фрау повернулась и поковыляла по скользкой дорожке.
Потрясенная Элси набрала охапку дров; занозы кололи ей руки. Юлиус на кухне уже расправился с пряником и принялся за булку с последним маслом и вареньем. Элси свалила дрова у печи и прокашлялась, чтобы говорить с племянником решительно. Она знала натуру Юлиуса: лучше лишний раз не раскрываться.
– А бабушка поела? – спросила она.
Мальчик хрустнул булкой и помотал головой.
– Тогда оставь ей, ты же не один.
Папа отвлекся от пористых черных хлебов и глянул на Юлиуса. Тот продолжал жевать.
– Ты слышал тетю Элси, сынок? – спросил папа.
Юлиус проглотил булку.
– Я тебе не сынок.
Папа стиснул скалку.
– Элси. – Его голос прогремел в кухне, отозвавшись во всех кастрюлях и сковородках. – Отнеси маме завтрак. Я хочу поговорить со своим внуком.
Мама открыла для Юлиуса последнюю банку вишневого варенья. Элси зачерпнула его чайной ложкой, положила на тарелку, взяла горячую булочку с полки и отправилась к маме, радуясь, что племянник наконец отведает настоящей отцовской дисциплины.
Утренняя суета пошла на спад. Мама раскладывала печенья на подносе, чтоб их скудость не так бросалась в глаза.
– Ach ja, как красиво, – нежно пробормотала она.
Элси показала ей тарелку:
– Принесла тебе поесть.
Мама отмахнулась:
– Положи в корзину к остальным. Нам нужны лишние деньги. Я не голодна.
Элси поставила тарелку за кассой:
– Ешь. Ничего хорошего, если ты заболеешь и сляжешь.
Мама взяла булочку, но не надкусила.
– Вишневое. Твое любимое. – Элси протянула ей нож. С возвращения из Штайнхёринга мама ела мало.
Элси беспокоилась.
