Боголюбов проехал еще пару остановок и вышел на «Нагатинской». Когда-то у него тут жил приятель, в этих краях Боголюбов прежде часто бывал. Уже темнело. Он поднялся на эскалаторе, вышел из метро и в каком-то странном состоянии побрел, не разбирая дороги. Мысли, которые роились в голове, были одновременно радостные и тревожные. Он чувствовал все подступающую опасность. Шаповал, Плюгавый, «Ямайка», переписанные его почерком бумаги… он не мог понять, что здесь важно, что здесь главное… Он брел мимо угрюмых шестнадцатиэтажных башен, мимо пивных ларьков, мимо толстых теток с беляшами, мимо мамаш с колясками, мимо овчарок и бультерьеров на выгуле…
Стемнело уже совершенно. Было холодно и тоскливо. Боголюбов наконец встряхнулся и, вглядываясь, попытался выйти к чему-нибудь знакомому. Но ничего не узнавал.
В какой-то момент он вышел на улицу с железной дорогой — в смысле посреди проезжей части лежали рельсы. Было логично предположить, что это трамвайные пути, и так как они наверняка кольцевые, Боголюбов побрел по ним, авось встретит по дороге подходящий транспорт. Полчаса спустя он уперся в какую-то проходную. По-видимому, дальше был завод, куда эти рельсы и заходили. Сообразив, что пути не совсем трамвайные, Боголюбов решил хотя бы зайти на проходную завода, спросить у сторожа совет, как отсюда поскорей выбраться. Тут он только вспомнил, что за последние полчаса не встретил, пожалуй, ни одного прохожего. От этого стало как-то не по себе.
Ворота оказались открытыми. Боголюбов зашел на территорию завода и не обнаружил на проходной никого. Он послонялся вблизи нее некоторое время, но это ничего не дало. Котельная, впрочем, как будто работала, свет там горел, но на удары в дверь никто не отзывался. С ума сойти. Боголюбову стало даже любопытно, и он расширил зону своих поисков, и… окончательно заблудился. Территория завода оказалась нереально большой и совершенно неосвещенной. Теперь нужно было как-то выбраться отсюда. Если он вообще в Москве. А что? Нечего делать — провалился в другое измерение и доказывай там теперь марсианам преимущества Белого Движения.
Наконец где-то послышался звук проезжающей машины, и Боголюбов немедленно двинулся туда. Темень была кромешная. Идя то вверх, то круто вниз, через пару минут он уперся в высокую стену. Потрогав ее на ощупь, он понял, что она… земляная. Ничего подобного ему прежде встречать не приходилось. Стараясь не думать обо всем этом кошмаре, Боголюбов попробовал вскарабкаться вверх, но ничего не вышло: земля все время осыпалась, и он вместе с ней съезжал обратно.
На глаз высота стены была метров пять, никак не меньше.
Что же делать?!
Оглядевшись вокруг и побродив в разных направлениях, Боголюбов совершил два серьезных открытия. Первое — он каким-то образом забрел в здоровенный котлован. Второе — к нему с недружелюбным рычанием бежали с десяток собак разной породы и масти. А впрочем, это он преувеличил, ночью они все были черные.
И тогда Боголюбов совершил подвиг. Жаль, что Шаповал его не видела. И еще жаль, что его не видел какой-нибудь тренер по легкой атлетике. Он вскарабкался по земляной стене за несколько секунд — по той самой, что непрерывно осыпалась под ним еще минуту назад. И оказался на поверхности! И там было даже немного светло! И еще где-то совсем недалеко были слышны звуки машин! И еще он подумал, что жизнь прекрасна.
Отряхиваясь, Боголюбов заметил, что рядом на деревянном заборе висит табличка:
Объект № 76508963412078-бис
Строительство ведет СМУ № 21.
Подрядчик М. М. Мшвениерадзе.
Прораб X. В. Худайназаров.
— Проклятые черномазые! — завопил Боголюбов. — Житья от вас никакого нет!
Через десять минут он вышел на трассу, спросил дорогу и еще через час был уже возле станции «Тульская». В метро он спустился со жгучим желанием всех расцеловать, но первый же встречный милиционер потребовал у него документы, оно и понятно, вид у Боголюбова, конечно, был тот еще.
— Правильно! — сказал Боголюбов. — Бдительность превыше всего! Правильно!
Спустя несколько минут после того, как он сел в поезд, в соседнем вагоне ему снова померещился человек в черных очках.
Денис Грязнов
Охранники на въезде в «Березки», хорошо знавшие Магницкого, без всяких расспросов открыли ворота. Денис попал на закрытую территорию без труда и проблем. Он заметил по секундомеру, сколько времени уйдет, чтобы добраться до усадьбы Герасимовой, и пришел к выводу, что Пуховой понадобилось бы пешком никак не меньше пяти минут.
Магницкий показал, у каких ворот остановиться. Ворота были цельнометаллические, равно как и калитка, забор — бетонный, с улицы увидеть, что происходит внутри, нет никакой возможности. И так на всех без исключения участках. Любопытных в «Березках» явно не жалуют.
— В тот вечер я оставил машину здесь и прошел через калитку.
— Давайте, если можно, повторим все, как было в тот вечер, — попросил Денис.
— Можно, только быстро, иначе опоздаю на встречу, которая… — он посмотрел на часы, — ровно через час.
Они прошли через калитку, от нее у Магницкого был ключ. Во дворе все было именно так, как рассказывала Пухова: широкая (достаточно места, чтобы двум машинам разминуться), выложенная тротуарной плиткой подъездная аллея, с двух сторон высокая живая изгородь, а за изгородью — рябины, березы, несколько елей. Дом от ворот был виден плохо, только второй этаж и крыша — деревья загораживали обзор. Шагов через десять аллея для машин и дорожка для гостей-пешеходов разделялись. Где-то здесь Пухова обнаружила камень, а под ним листок бумаги. Было бы идеально, подумал Денис, если бы был вечер: оценить бы степень освещенности, можно ли было и в самом деле разглядеть, чистый был листок под камнем или исписанный. Он огляделся в поисках фонарей и обнаружил ближайший за воротами, во дворе фонарей не было.
— Михаил Моисеевич, вы в тот вечер здесь на дорожке ничего странного не заметили? — спросил он.
— Заметил. Я очень удивился, что калитка была открыта. Обычно она закрыта, и ею вообще мало кто пользуется, хотя у меня есть ключ. Ворота автоматические, их можно открыть дистанционкой, не выходя из машины или из дома. Там между калиткой и воротами, если заметили, висит звонок с переговорным устройством, достаточно позвонить, представиться, и открывались ворота — сюда редко кто наведывался без машины.
— А больше ничего?
— Больше ничего. Если не считать целой лужи масла. Из чьей машины она натекла, не знаю, но я в нее вступил у самых ворот и чуть не растянулся. Вот еще остались следы. — Он указал на темные уже, размытые дождем разводы на дорожке. — Больше ничего странного. Хотя я по сторонам особенно не смотрел, дорога знакомая, двигался на автопилоте.
— Скажите, Михаил Моисеевич, Герасимова что, постоянно жила здесь? Или, может быть, у нее был какой-то определенный график посещения дачи?..
— Постоянно не жила, но бывала по нескольку раз в неделю: как только выдавался более или менее свободный вечер. Здесь же предпочитала работать по выходным. — Магницкий нахмурился. — Если бы я был убийцей, из всех возможных мест пересечения с Екатериной Григорьевной я, безусловно, предпочел бы это. Городская квартира — в надежно охраняемом доме, в Думе тоже с безопасностью все в порядке, в общественной приемной всегда толпится народ, а здесь: перемахнул через два забора, и все. Тем более что заборы эти только кажутся такими неприступными, а на самом деле и дыры в них, оказывается, есть. И здесь она подолгу оставалась одна. Ее муж погиб пять лет назад в автокатастрофе, сын учится в Германии.
