– Пиццу? – спрашивает оператор. И смотрит на меня растерянно и виновато.
Мальчики и девочки слаженно открывают коробку, и в жуткой, зато хорошо пахнущей тишине раздается сразу несколько голосов. Не хор, конечно, и не крик наперебой, но тоже вполне ничего. Особенно для того, кому очень хотелось, чтобы кто-нибудь о чем-нибудь его спросил.
– Мария? Неужели?..
– Вы рискнете?..
– Вы сможете?..
– Вы съедите все это одна?
– Нет! – Я уверенно качаю головой. – Только маленький кусочек! Очень маленький кусочек. Угощайтесь!
Я делаю широкий жест рукой. Правой. В левой у меня ржет SMS: «Или все-таки бутерброд?» Плюс двоеточие и закрывающая скобка. Улыбка.
Я качаю головой. Пожимаю плечами. Плюс тоже двоеточие и закрывающая скобка. Улыбаюсь.
– Вкусно, – говорит Леша Грицак, заворачивая свой кусок в три слоя вощеной бумаги.
Плюс три слоя газеты. Плюс большой желтый бумажный пакет. – Но где ты возьмешь такую пиццу, если твоя презентация будет в Берлине? Или в Лиссабоне?
– Почему в Лиссабоне? – спрашиваю я.
– Какая разница! – сердится он. – Если ты создала «мульку», надо думать о будущем!
– Это не я!
– Не важно! – громко говорит он, но уже не может перешуметь мою большую коробку с пиццей, похожей на сложенный воздушный шар.
Связь между «мулькой», Лиссабоном и моим большим литературным будущим так и остается для меня неясной. И я не могу понять: тревожной или радостной.
Петр Семенович, показывая на меня пальцем, что-то быстро наговаривает жующим журналистам.
Стопка моих новых, очень красивых, очень хороших книг так и остается нетронутой. Нетронутой и неподписанной.
Я складываю их в сумку, чтобы отнести домой. Если у них есть я, то у них есть дом. Это точно!
Все очень и очень хорошо. Я так и скажу всем: «Прекрасно! Меня так полюбили! Так полюбили…»
…Просто по-прежнему хочется, чтобы уже было утро. Очень хочется, чтобы уже было утро. Ну, то самое, в которое можно проснуться знаменитой.
И еще хочется в Лиссабон.
Хотя еще час назад хотелось бутерброд…
