…Напивались коктейлями. Что само по себе большое испытание для человека, который всегда пил вина. В последнее время – безалкогольные. А тут сразу согласился на коктейли, и она еще сказала:
– Давай как будто завтра не на работу.
– А как? – спросил он. – Как жить, если не на работу?
А она сказала, что только вши появляются в абсолютно разных семьях – бедных и богатых, счастливых и не очень. А она могла появиться только в их семье. И ни в какой другой.
А Никита Сергеевич сказал, что еще чума могла появляться в любых семьях. И дети.
– Вши, чума и дети, – засмеялась она.
А Никита Сергеевич спросил, нет ли у нее домашнего имени, потому что ее паспортным он поперхивается.
И вот это «поперхивается» далось уже не очень легко. Она сказала, что согласна на Колю. А Никита Сергеевич сказал, что Коля – тоже не годится. Потому что мужчины и мальчики его не интересуют. И даже в качестве партнеров по выпивке, особенно если на самом деле они – все-таки девочки. Сошлись на том, что он стал звать ее Николаевна.
– По-стариковски, – засмеялась она.
– Вот именно! – строго сказал Никита Сергеевич и смело, но как-то тоненько, закричал: – Что ж ты делаешь, дура дурацкая? Как же ты можешь, морда твоя бесстыжая? Что ты ему дашь?
– А что надо? – совсем трезво спросила она. – Что ты давал такого, чего не могу дать я?
– А если ты умрешь? Вот прямо сейчас? Или завтра? Ты подумала, как он будет жить?
– А если умрешь ты?..
– То жить он будет плохо, – согласился Никита Сергеевич. – Знаешь, он же у нас совсем ничего не умеет. Только читать, разговаривать и сидеть в Интернете. И он никем не хочет стать…
– Врачом не хочет или космонавтом? – прищурилась она.
– А когда он был маленьким, боялся темноты. Он думал, что кто-то захочет украсть его через форточку, чтобы попросить у меня выкуп. И знаешь, еще он боялся, что я не соберу таких денег, каких он стоит… – В уголках глаз Никиты Сергеевича закипели слезы, он прикрикнул на них: – Кышь!
– Ты смог бы. Я уверена. Ты смог бы, Никита, – сказала она как-то очень хорошо, очень убедительно.
– И я никогда не делал с ним уроки. И не проверял дневник.
– У тебя есть еще полгода. Я не собираюсь сдергивать его из школы. Аттестат – это святое.
– Мы с Наташей спим под разными одеялами. Вот. И я от нее ушел.
– Я куплю вам одеяло. Очень хорошее, ты полюбишь его как миленький. Оно будет огромное, цветное, сшитое из кусочков. Очень яркое.
– А еще… Я совсем не бизнесмен. И не смог купить ни завода какого-нибудь завалящего, ни кефир, как я люблю, с зеленой крышечкой. И вам с сыном я могу оставить только имя. И вы все – пропадете, – горько сказал Никита Сергеевич…
Обычно он жаловался «хонде» или разговаривал с дверью. Или с зубной щеткой. Мир, считавшийся неодушевленным, был вполне неплохим собеседником: умным, снисходительным, в меру противным. И не слабаком или нюней, а даже наоборот – спорщиком. Николаевна, на первый взгляд, не сильно отличалась от «хонды». В ней тоже было много синего цвета: тени, кончик носа, джинсы. Но она реагировала на Никиту Сергеевича как-то иначе. Обещала купить одеяло. А машина, напротив, все чего-то требовала: то бензина, то техосмотра. Еще Николаевна уговаривала, смешивала коктейли, один раз даже погладила по голове. А зубная щетка, например, драла десны. Еще и обижалась – мол, это не я, это ты не принимаешь витаминов, вот десны и кровоточат. Николаевна не обижалась совсем. Зато говорила разные перпендикулярные глупости. Но глупости – это, скорее всего, от пьянства. Не каждый может держать в уме столько спирта и нить беседы. Не каждый может так, как Никита Сергеевич: все-все последовательно и системно держать в голове.
Особенно ярко Никита Сергеевич проявил свою системность и дисциплинированность, когда они ловили рыбу. Он, например, первым заметил, что нет червячков, а значит, надо прикармливать. Заметил почти сразу! И это при том, что сам он рыбу никогда не ловил. Коллеги рассказывали, он слушал: информация лишней не бывает. Еще рассказывали о динамите и сетях. Но они не пригодились. Удочки были с магнитиками. И кальмар, окунек, черепашка, щука и крабик тоже были с магнитиками. И весь вопрос состоял в том, чтобы поверхности сошлись. Но в стоячей воде ванной задача не решалась. Никита Сергеевич наметил себе щуку, что хитро замерла над водостоком. Она – над водостоком, он – с той стороны, где у человека в ванной должна находиться голова. А вокруг полный, абсолютный штиль… Никита Сергеевич, конечно, мог бы сесть поближе, опустить удочку перед самым ее носом. Но это был бы чистый мухлеж, а не рыбалка.
– Давай делать волны, – предложил Никита Сергеевич.
– У меня лучше получаются землетрясения, – сказала Николаевна.
– При землетрясениях рыбы уходят в глубину океана.
– Но ты же – здесь.
– Значит, я точно не рыба, – сделал вывод Никита Сергеевич. И немного удивился.
Не рыба. Не мясо. Человек с удочкой. Наверное, гений. В таком состоянии каждый мог бы сидеть до утренней зорьки. И Потапов тоже мог бы. Коллеги рассказывали, что на рассвете глупая рыба клюет особенно сильно. И дети – тоже… Дети любят рождаться на рассвете.
– Знаешь, Николаевна, – сказал он. – А давай, как будто ты в армию ушла, а мой Георгий как будто тебя ждет? А лучше даже во флот? А?
Она не ответила.
– Ты обиделась? – спросил Никита Сергеевич шепотом. Потом крикнул чуть громче, и черт с ней с этой рыбалкой: – Николаевна! Ты обиделась? Или спишь уже?
Ее не было. Чистая посуда, протертые стаканы. Початые бутылки – в холодильнике, приконченные – в мусорном ведре. На кухонном столе – два бутерброда с колбасой, прикрытые салфеткой. На телевизоре – записка. Слова такие: «Никогда не видела более веселого, абсолютно неадекватного и сумасшедшего (это наш секрет!) человека. Я тобой горжусь. И учти, я ничуть не лучше собаки. Живи в квартире. Не увлекайся угарным газом. Хозяйка придет за деньгами через месяц. Передашь ей от меня сумку с браслетом. Кстати, я сегодня долго смотрела в зеркало и поняла, что имя «Николаевна» мне совершенно не идет. Я заказала тебе конструктор «Лего». Оплатишь и соберешь его сам. Должен получиться город. Но если у тебя выйдет корабль, не бойся. Корабль – это тоже очень хорошо». «Она что – Карлсон?» – подумал Никита Сергеевич, не подозревая, что тот же самый вопрос уже мучил его жену, Наталью Станиславовну. Но не Николь. И уж тем более не Георгия. Потому что, как выяснилось позже, они сбежали. И некоторое время считалось, что сбежали они навсегда.
* * *
«Наш побег, Оля, был очень хорошо подготовленным. Связь мы решили держать через Дину. Это потом выяснилось, что она нас и заложила. Ты помнишь учебник по «Родной речи» за шестой класс? «Не верю я в стойкость юных, не бреющих бороды…» Мой Го, кстати, бреет. А вы с Диной – нет и не будете. Не растущая борода – это и есть подлинный источник предательства.
