— А он девочку убил, знаешь? — Лаура шепчет и смотрит на дверь. Правильно, а вдруг?..
— Слышала. Байки, — я и правда слышала. Отголосками. Сплетнями. Не подробно. Мне не надо. — А как же ты с ним? У тебя вот дочка есть?
Лаура кивает.
— Вот. А он девочку убил.
— Пустой разговор. Прости меня, что ли. Он даже тебе не муж. — Лаура вздыхает.
Мне не интересно. Я терплю ее как алиби, потому что не знаю языка. И ничего не хочу объяснять. В комнате мягко урчит кондиционер. Хорошо. Желудок требует похмелья. Мозг просит пустоты. Постепенно я выполню желания своего организма. Мне жаль. Опять ничего не вышло. Марку в конечном итоге тоже все равно, кого любить. Но так или иначе задание партии выполнено. Я звоню Игорю Львовичу. Лаура с ужасом взирает на мой стремительно пустеющий кошелек.
— Игорь Львович, здравствуйте, Марк пропал. Наверное, утонул. Точные сведения получить невозможно. Вы рады?
Лаура думает, что я тронулась. А тронулась как раз не я. Нормально все, я киваю и улыбаюсь. Трубка упорно молчит.
— У тебя все в порядке? — Игорь, кажется, с трудом выговаривает слова.
— Да, спасибо. Наш договор остается в силе?
— Завтра прилетит Като. Встреть ее.
Слово «Като» воспринимается мною как очень мягкое и напоминает живот Лауры.
— Игорь Львович, вы поменяли ориентацию? В смысле, мечту? — Мне правда интересно. Из нас всех можно сделать чудную программу: «События недели: хроника, факты, комментарии». В роли хроника — я.
— Можешь не встречать, — отчеканивает он.
— Неужели у вас в Арабии партнеры? Ни за что не поверю. — Я хамею от зависти.
— Ты знаешь, Катя, — говорит он спокойно, — я понял, что все люди, неудачно пошутившие на эту тему, заканчивают так, как Марк. Понятно?
— Встречу. А деньги она привезет?
— Дома. — Игорь кладет трубку.
Мне грустно. Не дают насладиться даже трупом Марка. Ну почему я Не-та-Катя? Потому что, чтобы так любить, нужно быть богатой. А чтобы продавать — бедной. У меня психология революционерки. Я умнею. Со страшной силой.
— Давай займемся любовью, — я щипаю Лауру за ляжку. Она вскрикивает и пятится к двери. — Пошутила, наливай. — Мы пьем, пьем и еще пьем по одной.
Утром я встречаю Като в аэропорту. Она удивляет меня и таможенника отсутствием багажа. В гостинице она берет напрокат машину и едет в участок. Я следую за ней. Как привязанная. Мне сейчас нужно за кем-нибудь следовать. Като пахнет степью и арбузом. Чем-то средним между Андреем и Марком. Я уеду из Эмиратов и вернусь на работу. Мне будет лучше. Два укола в три приема. Не забудьте тапочки, полотенце и пищу. Мы едем к русскому пляжу. Я узнаю дорогу по светофорам и мостам. Я сижу сзади, и Като разглядывает меня в зеркало. Я молчу.
— Перепил и утонул? — спрашивает она.
— Не знаю. И не там же. Ему не нравились бесплатные пирожные. — Во всяком случае, он так говорил. Я не уверена, я уже ни в чем не уверена.
— Раньше не нравились, — утверждает Като, — ну, я думаю, ты обо всем наслышана. — Она поправляет пепельную челку, в которой сверкает седина. Ранняя, но навсегда.
— Я знаю о нем только то, что хочу знать. — Я резко выговариваю слова и пытаюсь ненавидеть Като. Надо же — примчалась. А был бы жив — убила бы, интересно? Меня бы в долю позвала? Дулечки. Ни за что.
— Ты говорила ему об этом? — Като мягко улыбается.
— Нет. Мы мало разговаривали.
Это правда. Река Уяк впадает в озеро Издык. А что еще?
— Напрасно, это надо было сказать. Ему надо было. И тебе — на всякий случай, — Като продолжает улыбаться. На машине как на коне.
— Зачем ты приехала? — спрашиваю я зло.
— Убедиться.
Мы сворачиваем на пляж. Подходим к месту, где нашли вещи. Наши соотечественники лежат на домашних подстилках и полотенцах из отелей. Жарко, но не им. Ко мне прибывает ощущение речки. Городского пляжа, усеянного голыми спешащими телами. Здесь тоже все спешат. Окунуться между бизнесом. Очень здорово. Като качает головой.
— Думаешь, нет? — спрашиваю я.
— Если только в знак протеста. Поехали, — говорит она.
Мы снова едем через город и снова к морю. К заливу.
— Куда? — спрашивает Като.
— «Чикаго» — отель. — Это, пожалуй, все, что я запомнила.
Лежаки опять повторяют изгибы тела. Като курит и щурится от солнца. Ветер подымает песок и забрасывает нам в глаза. Зачем?
— А знаешь, — тихо говорит Като, — он звонил.
— Тебя ведь не было?
— Не было, — соглашается она, — я была на совещании. — Като грустно улыбается.
Она красивая. Бледная. Напряженная. Сколько ее помню, она всегда напряженная. Из-за мужа и контрактов.
— На совещании вечером? — я понимающе киваю.
— Да, он разговаривал с Митей.
— Твоего мужа зовут Митя? Вот и познакомились.
Нет, мои мечты действительно сбываются.
— Мой муж — гомосексуалист, — отстраненно сообщает Като.
— Очень остроумно. — Я обижаюсь. Зачем нас, маленьких, дурить?
— Мне так не кажется. Но дело не в этом. Он сказал Марку. О продаже. О покупке. Все сказал. — Като не смотрит на меня. Ей стыдно за Митю. А что плохого он сделал? Ну, сказал. — Марк спросил: «Все знают?», Митя сказал, что все, — Като всматривается в зеленую даль залива. А надо всматриваться в лакеев на пляже. У Марка теперь дорога только туда.
— Подставил меня твой Митя. Я тогда еще не знала. — Мне становится грустно. Почетный неучастник лотереи. Но я ведь выиграла?
— А Марк сказал: «Передай девочкам, чтоб не ссорились» и еще сказал: «Справлюсь» — и засмеялся.
— Ты приехала, чтобы не ссориться? — Мне не жарко. Мне холодно. Мне нужно завернуться в одеяло из верблюжьей шерсти. Где моя преданная Лаура? Кто сейчас поухаживает за девочкой? Теперь я знаю, кто должен да здравствовать — гомосексуалисты всего мира. Мите — орден и разрешение на брак. И на удочерение. Если можно — меня. Спасайся, Марк, ты начал интересовать мужчин.
— У Марка красивая задница, — говорю я.
— Твердая, — кивает Като.
Мы понимаем друг друга и смеемся.
— Митя хотел как лучше. — Я трогаю Като легонько.
Она сбрасывает мою руку и виновато говорит:
— Извини, не люблю прикосновений. Всуе — не люблю. И еще… — Като медлит. — Тебе, Катя, некуда возвращаться.
— Андрей меня все-таки выгнал. — Мне смешно. Что за дурацкое настроение. То истома, то истерика.
— Не совсем так…
— Да что же ты мнешься. Скажи прямо — решила поменять гомосексуалиста на нормального мужика, тем более что я сама дала повод. Като, давай не стесняйся.
