— Все кончено. Меж нами связи нет, — подтверждаю я.
— Ага, как у Юры Полякова.
Бедные мы, бедные. На первоисточник нас уже не хватает. Хорошо, буквы не забыли. На себя я не обижаюсь. Только мне очень надоело выносить любовные судна из-под Като. Я уже не санитарка. Теперь я медсестра.
Марк гладит меня по бедру. Но вино уже разложилось в желудке. Мне не до чего. Главное — смириться. Хочу смеяться и дружить с теткой-гигантом. Мы прошвырнемся с ней по базарам и сделаем коммерцию. Все грузы спишем на Марка.
— Точно нет? — Он убирает волосы с лица и блестит в мою сторону карим глазом.
— Я — Суок, тоже, кстати, весьма романтично. Ты не забыл?
— Посплю я тогда, посплю.
Он спит, а мы пролетаем над горами. Это Эльбрус. Прошу любить и жаловать. Со мной Эльбрус знакомиться не хочет. Ему холодно. Я курю и обещаю себе быть хорошей. Самолет честно садится в международном аэропорту Дубаи. Люди в салоне начинают раздеваться. Температура в городе пятьдесят градусов.
Воздух не обжигает. Он болеет. Ему нужен аспирин. Нас везут на таможню, где будут искать в чемоданах сало. Стратегическое сырье. Мужчины одеты в белые и сиреневые платья. На голове — платки а ля Ясир Арафат. Я сразу начинаю подозревать, что арабские мужчины не носят трусы. Жаль, что так мало выпила. Я бы подбежала, как дернула. А меня — в тюрьму. Без суда и следствия. И выпустят только тогда, когда родственники пришлют деньги за мое содержание за решеткой. Андрею придется продаться арабским террористам. Потому что Марк моего отсутствия просто не заметит. Ну и пусть себе ходят без трусов.
Пограничник подозрительно смотрит на меня. Я улыбаюсь. Белая женщина — подстилка для мусульманина. Он бы мне это сказал, но плохо владеет английским, которого я совсем не знаю без словаря.
Марк мяукает что-то про водку, которую везет с собой. Он улыбается. Его осуждают и завидуют. Плохо, когда сухой закон. Надо было выбрать аллаха посговорчивее.
Группу привозят в гостиницу «Интерконтиненталь», группа мешочников высокого уровня. В этой гостинице нет складов — не беда. Их полно в других. Толстую тетку зовут Лаура, и она мчится договариваться в «Касабланку». Мужик в махровой футболке приехал с тещей. Они будут спать в огромной супружеской постели, стараясь не столкнуться попами во сне. Меня не поражает роскошь. Хотя ничего краше юшковской дачи я воочию не видела. Руки тянутся к одноразовым шампуням, кремам, мылам и салфеткам. Я упихиваю их в чемодан. Андрею в подарок. Или он меня теперь не примет? С такими подарками? Он же не идиот.
— Марк, давай купим Андрею электронный тонометр и набор лазерных скальпелей.
— Давай. — Марку грустно.
— Сколько мы тут пробудем? — спрашиваю я.
— Сколько хочешь.
В комнате полумрак и прохлада. Запах Востока сильно бьет по мозгам. По гормонам. Я неприлично утопаю в кровати. Марк медленно раздевается и распускает волосы. Он носит аптекарскую резинку. Он ложится рядом и рассматривает гостиничный паспорт. Меня растомило. Кочегарит. Кумарит.
— Не лезь ко мне, — сумрачно предупреждает Марк.
— Не могу.
Я правда не могу. Хоть кого-нибудь. Я иду в ванную и обливаюсь водой. Контрастный душ убьет кого хочешь. Но не меня.
— Марк, помой мне спину.
Он трет мне спину, пытаясь вскрыть позвоночник. Я стыдливо охаю и нечаянно хватаю его рукой. Человек не камень, но он и не железный. Да здравствует разврат!
Через десять минут я насилую его в постели. Белоснежная простыня награждается пятном. Оно вышло из народа. Ну, откуда мы все вышли. Марк вскрывает бар, закрытый на ключ. Он злится.
Все равно. Гудбай, мальчик. Я засыпаю. Мне снится Игорь Львович в образе Ильи пророка, которого я никогда не видела. Он грозит мне копьем. Я обещаю позвонить ему завтра. Или послезавтра.
После моего сна Марк становится добрым. Я ухлестываю за его пухлыми губами. Он наминает мне бока. Очень хочется кричать и смеяться. Поэтому на Востоке часто рождаются дети.
— Марк! — кричу я. — Марк!!!
— Наконец-то, — вздыхает он.
Работа над ошибками состоялась. В следующий раз я прокричу что-нибудь уже вначале. К черту дурацкие родственные отношения. Я их не заслужила.
— Давай купим тебе что-нибудь?
— Машину, квартиру, дачу и купальник, — оживилась я.
Мы едем в «Вафи». Это дорогой магазин европейской моды. Европейской, потому что я еще не успела полюбить паранджу. А в Эмиратах в моде намордники, железные маски. Бывают золотые. Я их пока не хочу.
— Купи мне платье от Лиз Клайберн. Всего сто долларов. — А что, вполне приемлемая цена. Я волнуюсь. — Или дорого?
В глазах у Марка смесь изумления, презрения и нежности. Мне стыдно.
— Ну и вообще, оно плохо на мне сидит, — виновато говорю я.
— Эту Клайберн шьют на Шри-Ланке, — Марк вталкивает меня в следующий бутик, придирчиво оглядывает вещи, снимает пару костюмов, платье и вешает на плечи индианке с татуировкой на руках.
— Это настоящая? — спрашиваю я и завороженно смотрю на руки продавщицы.
— Это йод и мастерство, — Марк заводит меня в примерочную и говорит: — Купальник выберешь сама.
Я плохо соображаю, хорошо мне или нет. Хорошо. Красиво. Но это не я. Несколько шмоток стоят две с половиной тысячи долларов. Но я не Золушка. Я — принц и нищий. А в душе пират. Я не хочу его благодарить. Во мне просыпается советская женщина. Нас так дорого не купишь. Продаемся только по дешевке. На рубль десяток. Осталось только развести его с Юшковой. Неужели это я?
Мы гуляем по базару возле «Интерконтиненталя». По уму это называется «торговый центр Дубаи». По всему остальному мы встречаем Лауру, которая торгуется за майки «Найк». Она хочет купить их по четырнадцать дирхамов. О чем и кричит на русском языке. Это выглядит так:
— Нет, мистер, мы так не договаривались. Слышь, мистер, — она сует улыбающемуся продавцу под нос калькулятор «Электроника», — четырнадцать. Как это по-вашему, фортин. Ферштейн?
Продавец счастлив. Так много одной женщины и эмоций. Я вижу, что он уступит непременно, но не скоро. Ему дорого общение. Он, можно сказать, гурман.
— Мистер, ты не лыбься, — кричит она, — я в Томске их больше пяти долларов не продам. А дорога? Давай, дорогой, по-хорошему. Фортин, да? Ты вот подружке моей отдал, а мне не хочешь.
— Вам помочь? — вежливо спрашивает Марк.
— Да скажи ты этой сволочи, что я отсюда просто так не уйду. Пока не отдаст.
Марк тарахтит, обращаясь к лавочнику. Тот шепелявит в ответ. У них разный английский. Но они понимают друг друга. Улыбаются.
— Лаура, он хочет с тобой выпить кофе. Ты как?
— Ах, кофе, — понимающе улыбается Лаура. — Так скажи — запросто. Только пусть потом не обижается. А маечки сейчас отдаст. А вы заберете? А?
