Можно ли это каменно-топорное положение оспорить? Конечно можно: доказать, что фашизм не равен коммунизму; что термин «красно-коричневые» не имеет смысла; что «открытое общество» открыто для немногих – все это можно.
Но, опровергая эту идеологию, – если следовать критерию Поппера – вы одновременно докажете ее научность. Допустим, вы скажете: отрицание концепции равенства ради концепции «открытого общества» принесло обнищание населения и новую номенклатуру – и этим вы только показали, что концепция «открытого общества» научна – ведь она опровержима.
Главное состоит в другом.
Главное в том, что научный спор здесь не нужен. Происходящее в стране и в мире относится к области науки во вторую очередь. Речь не идет о том, чтобы нечто опровергать, – тут и спорить-то не о чем. Человек смертен, дебатировать этот факт не приходится, когда ранних смертей много – это плохо.
События нашей истории следует оценивать по критериям морали. То есть пользоваться таким критерием, опровергать который нельзя – если ты человек.
Произошло обнищание и одичание населения страны, феодальный передел огромной страны, вырождение культуры, демографический кризис. Хотелось бы сказать: а Поппер здесь ни при чем. Но Поппер принял участие.
И Поппер, и учитель обществоведения, и лесоруб Пыхтин, и приверженец критерия Поппера – все принимают участие в одной большой мистерии, в которой диалектические и апофатические истины ежесекундно проверяются практикой.
А потом они предстанут перед апостолом Петром, который, слава Богу, Поппера и прочей идеологической продукции – не читал.
Любовь к чужой тарелке
Советское восприятие Европы в частности и истории в целом основано на блаженном ощущении, почерпнутом из французского кино 70-х годов и передач Би-би-си – смотришь на Катрин Денев, слушаешь Севу Новгородцева, и кажется, что Запад всегда процветает, а завистливые социалисты точат в подвалах ножи, чтобы навредить процветанию.
Распространенный среди советского мещанства анекдот гласил: «Запад гниет, но какой приятный запах!» Это была мораль фарцовщиков.
Этим анекдотом мещанин и фарцовщик давали понять собеседнику, что пропаганде не верят, а верят вкусовым и обонятельным ощущениям: что нам до резни в Конго, когда на экране ясно видно, как в Италии весело зажигают герои Феллини.
А то, что Феллини – критик общества, ну, это он может себе позволить. С жиру бесится – так не говорили, но между строк читалось.
Эту же мещанскую мудрость повторила благостная сестра миллиардера Прохорова, культурный просветитель, в знаменитых дебатах с патриотическим кинорежиссером Михалковым. Михалков сказал ей простую и правдивую вещь: дескать, мы брали пример с Запада, а на Западе-то сейчас – кризис. И благостная сестра остроумно (в духе торговцев джинсами из московских туалетов) ответила: ах, Запад загнивает, но какой же запах!
Не сказала благостная сестра того, что благоуханием сопровождались все исторические процессы гниения: и Марии-Антуанетты с ее пирожными, и Римской империи, оргии которой так напоминают нашу сегодняшнюю действительность. Не знаю, вставляет ли Прохоров перышко себе в гортань, чтобы проблеваться перед очередной трапезой, или предпочитает тренажер – но суть абсолютно одна.
Наше представление о Европе как о процветающей беспроблемной земле породило безумную культурологическую фантазию – объявить Россию Европой, дабы все стало хорошо. Сходным образом вел себя Чичиков, объявляя мертвые души живыми, – это совершенно чичиковская стратегия. Сколько профетических текстов написано на тему, что цивилизация – только одна! «Хочешь жить как в Европе – голосуй за правых!» – вы еще помните этот безумный лозунг? В какой Европе жить – этого не уточняли, но, вероятно, в той, что благоухает, а вовсе не в кризисной. Цивилизация – только одна? Так вот она с проблемами и кризисом. Ах, мы не эту хотели, нам в кино другую показывали.
Европа – в отличие от фантазий цивилизаторов – живая земля и поэтому очень часто болеет. Более того, в последний век Европа не раз была на грани смерти, а период здоровья (1960—1970-е) был недолог, его хватило только для того, чтобы сформировалось советское мещанство.
Франция в течение 200 лет упорно идет с социализму – и это совсем не случайно. А то, что французские фильмы 1970-х демонстрируют тучность нации и мелкие проблемы потребления – вот это как раз случайно.
То, что произошло сегодня – закономерно и правильно. Хотите любить Европу – любите Вийона и Рабле, Белля и Бальзака, Ван Гога и Модильяни (который умер отнюдь не от передания).
Но нет, мы любим Европу Гуччи и Долче Габано, Карла Лагерфельда и Абрамовича. А все остальное – это козни социалистов! Фу, уберите эти нечестные выборы!
На партсобрании
Постановили, будто я против современного искусства и либерализма.
Заявляю: это ложь.
Я – за современное искусство и за либерализм.
Вопрос в корректном использовании терминов.
Так, «современным искусством» я называю то искусство, которое отражает проблемы современного мира. Иначе – почему эта деятельность называется современным искусством?
Сегодняшний мир находится в кризисе – идеологическом, экономическом, политическом. Локальные войны, мятежи, беженцы, мигранты, нищие и бездомные – и одновременно преувеличенная роскошь и безответственность меньшинства населения – вот реальность современности. Я не вижу произведений искусства, отражающих эти проблемы, значит, не могу считать, что современное искусство существует.
«Либерализмом» именуется философское учение, ставящее права отдельной личности основой социального строя. Модификации личной свободы привели к доктрине экономического либерализма, сделавшей массы населения бесправными, а это вступает в противоречие с основной посылкой либерализма.
Смысловые подмены возникали в прошлом веке постоянно. В наш век понятия пришли искаженными.
«Авангард» сегодня противоположен авангарду начала прошлого века – сегодня это просто декоративное искусство; «современное искусство» сегодня – это просто салон мод; «либерализм» сегодня стал идеологией колониализма.
Скажу еще раз: я за современное искусство и за либеральные ценности.
Но разница между Чичериным и Чубайсом столь же велика, как между Франсиско Гойей и Владом Монро.
Прошу принять к сведению.
На смерть поэта
Маяковского убивают очень долго.
Сначала из великого поэта сделали советского классика, а из стихов – цитатник для пионерских линеек.
Потом над ним глумились поклонники Ахматовой, его шельмовали мелкие грызуны-вольнодумцы.
Потом его забыли, имя не упоминалось в общем наборе «для просвещенного чтения».