— Хоть Москву вашу посмотреть, — повернувшись, подмигнул он и вздохнул. — А то так и не разглядел ее толком.
— Ну, в этот-то раз понятно! Хотя от Белого дома хороший обзор, особенно если с него сверху смотреть. А раньше-то неужели не насмотрелся?
— А что раньше? — пожал плечами он. — Я же тут впервой!
— Как это? — подмигнув, начал я и вдруг почувствовал легкий неприятный холодок под диафрагмой. — А детдом где твой находился? Хочешь сказать, не в Москве?
— Детдом мой за две тыщи верст отсюда, доктор. Дай-ка лучше снова закурить!
— А на Олимпиаду? — Я уже все понял, но продолжал хвататься за последнюю спасительную соломинку. — На Олимпиаду ты в Москве разве не был?
Он сам взял у меня пачку из рук, которую я держал, но так ему и не протянул, жестом потребовал зажигалку. Прикурил и ответил:
— У меня тогда своя Олимпиада была, я в то время два месяца как в СИЗО отдыхал. А приговор мне объявили ровно в тот день, когда Олимпиада кончилась. Дело к вечеру, меня из суда увозить надо, а тут что-то с воронком. И пока вся эта канитель шла, мы с конвоем часа три телевизор глядели. Там еще медведя этого на шарах запустили.
У меня застучало в висках и моментально пересохло во рту. Не может быть! Он меня дурачит, по своей уголовной привычке. Не хочет говорить правду, все чего-то опасается!
— А это что??? — вдруг схватив его за руку, я показал на татуировку. — Что здесь написано?!
— Ну, так… — Он немного замялся, улыбнулся и сказал: — Это когда мне баба моя малявы стала первые слать, я ее имя и нацарапал. Да только видишь, криво получилось, решил сам колоть, а, собака, больно.
— Так ее Леной зовут, — потрясенный всем этим, почти прошептал я, — бабу твою?
Тот не стал отвечать, а лишь хитро подмигнул.
Вот оно что! Не ЛЕНЯ, а ЛЕНА! Буква «А» такая кривая, что на «Я» похожа. Все понятно. Я обознался.
Обознался. Как же я раньше не понял, что передо мной не Леня, а абсолютно незнакомый человек? Ведь неделю от него не отходил, разговоры вел. Да просто у него типичная для сироты судьба. Детдом, кражи, тюрьмы. Какая-то невероятная усталость вдруг навалилась, даже ноги еле идут.
Я уже в третий раз дошел до корпуса травмы, пиная опавшие листья, и повернул обратно. Крутились какие-то обрывки мыслей, но ничего путного в голову не лезло.
Да что же ты здесь прохлаждаешься! Ведь нужно все отменить, пока не поздно! Телефон! Мне позвонить нужно срочно! Я взглянул на часы и побежал.
И сразу столкнулся с ними. Они шли навстречу, нехорошо улыбаясь, стуча по кафелю своими тяжелыми коваными ботинками. Те же, что и тогда, в первую ночь. Завернули к лестнице и начали не спеша подниматься. Один длинный, сутулый, другой широкий, приземистый. Гицели вернулись.
* * *
Я стоял на пороге комнатки недалеко от кабинета УЗИ. Помещение для дежурного врача, ключ от которого передается по смене. Буду спать тут, а не в коридоре, как обычно. Сегодня Маленков разрешил Вите пользоваться своим кабинетом, как раз он там сейчас дрыхнуть должен. Комнатка была крохотной, еще удивительно, как в нее влезла кушетка, стол и два стула. Телефон стоял на дальнем конце стола. Я еле втиснулся между кушеткой и столом и схватил трубку, но гудка не услышал, только шум и треск.
Да черт бы побрал эти спаренные телефоны! Даже здесь эта Первая Градская вне конкуренции.
На целый корпус не могут нормальный номер выделить. Придется подождать, хотя времени в обрез.
Нет, ну как же я лопухнулся! А ведь мог таких дел наворочать. И Маринку заодно подставить. Ладно, лучше, как говорится, поздно… Опять гудков нет, ну что ты будешь делать!
Мне бы лишь сентиментальным воспоминаниям предаваться, пионерлагерь все никак не забуду. Вот из-за чего я едва не влетел. Невероятный у меня все-таки инфантилизм. Интересно, пройдет ли это когда-нибудь? Ну да, трогательная история про бассейн, вместо которого сначала накупили гитар. Я из-за этого врачом стал. Абсолютно несерьезная причина для выбора жизненного пути.
А мои вожатые? Они, между прочим, тоже хороши! Увидели такого лопуха и давай байки травить. Только и делали, что рассказывали, какой кайф в медицинском учиться. Особенно расписывали, как туда поступить ничего не стоит. Мол, скажешь формулу воды на экзамене по химии, пятерка, считай, у тебя в кармане! А я как дурак уши тогда развесил, не понимая, что там почти у каждого или мама доцент, или папа профессор. Может, им и достаточно было формулу воды знать, а мне уж точно нет.
Наверное, один я из всех дружбинских пионеров шесть раз в институт поступал, да к тому же десять лет в реанимации отработал. И все для того, чтобы сидеть сейчас в прокуренной, замызганной конуре с тараканами и через каждые десять секунд хватать эту чертову трубку. Хорошо еще, что у Маринки в Кратове есть городской телефон. Поселок старых большевиков, недобитых другим старым большевиком.
Наконец-то! Я выхватил из кармана бумажку и едва набрал первые три цифры, как дверь в комнату приоткрылась. Я тут же бросил трубку на рычаг.
Сначала показалась аккуратная седая голова, потом дверь открылась пошире. На пороге стояла старуха-актриса, испепеляя меня взглядом. Постучаться ей и в голову не пришло.
— Мое состояние ужасно, а я вынуждена целый час бегать, искать вас по всей больнице!
Вот ведь старая сволочь, целый час бегает, даже не запыхалась!
— Что случилось? — Я изо всех сил старался быть спокойным и корректным. — Зачем вам меня искать?
— Вы еще спрашиваете! Мочи как не было, так и нет, никакого лечения мне не проводится, я требую, чтобы меня срочно показали профессору!
Ну что ты с ней будешь делать? Я прикрыл глаза, выдохнул и сказал:
— У вас есть моча, просто пощупайте свои штаны. Профессор уже давно дома и появится только завтра. После ужина я буду делать обход, кроме того, скажу сестре, чтобы вам дали таблетку. И сразу станет легче, поверьте. А сейчас прошу простить, мне некогда.
Она посмотрела на меня как солдат на вошь, повернулась и хлопнула дверью. Да, валерьянкой здесь не обойтись, может, реланиум ей вколоть? Начнешь тут одного героя Зощенко понимать, который говорил, что любит, когда больной поступает в бессознательном состоянии. После реанимации для меня вообще явилось неожиданностью, что пациенты, оказывается, не только разговаривают, но еще и постоянно претензии высказывают.
Я снова принялся накручивать диск, как тут в дверь постучали. Кого еще черт несет? Неужто опять эта старуха-процентщица?
— Войдите! — заорал я и бросил трубку.
В комнатку вошла сестра Наталья. А я и забыл, что еще в обед сам попросил ее зайти к Лёне. Хотя нет, теперь уж не к Лёне. Значит, она у него сейчас побывала, теперь что-то хочет мне сказать. Я украдкой посмотрел на часы. Ладно, времени предупредить Маринку еще хоть и немного, но оставалось.
