Так спокойно, так сладко…
— Поппи, — прошептал Фил.
Раздался голос Джеймса:
— Ты прекрасно справляешься, умница. Все в полном
порядке.
Именно это Поппи хотела услышать больше всего на свете. Она
снова отдалась музыке, и это было прекрасно, похоже на сон и совсем не страшно.
Словно капля дождя возвращается в породивший ее океан.
В последнее мгновение она подумала: «Я не готова». Но тут же
поняла: никому не удается уйти туда подготовленным.
«Какая же я глупая, — подумала Поппи. — Я забыла о
самом главном. Я так и не сказала Джеймсу, что люблю его. Даже когда он первым
признался».
Она попыталась произнести хоть слово. Но было уже слишком
поздно. Внешний мир исчез, и она больше не владела своим телом. Она лишь плыла
во тьме по океану чистых звуков, и ее властно и нежно обволакивал сон…
— Спи, — наклонившись к ней, сказал Джеймс. —
Спи и не просыпайся до тех пор, пока я тебя не разбужу.
Нервы Фила были напряжены до предела, а Поппи казалась такой
спокойной, ее волосы цвета меди разметались по подушке, ресницы чернели на
бледной щеке, а губы слегка приоткрылись. Она походила на фарфоровую куклу. Но
чем спокойнее она становилась, тем больший ужас охватывал Фила.
«Я справлюсь с этим, — твердил он себе. — Я
должен».
Поппи испустила короткий вздох и вдруг шевельнулась. Ее
грудь поднялась раз, другой, пальцы сжали руку Фила, глаза широко открылись, но
она уже ничего не видела, она просто казалась удивленной.
— Поппи! — воскликнул Фил, хватаясь за рукав ее
ночной рубашки. Рука под тонкой фланелью была такой хрупкой. — Поппи!
Судорожные вздохи затихли. Мгновение — Поппи чуть
приподнялась, потом ее глаза закрылись, она упала на подушки, и ее рука
обмякла.
Фил потерял рассудок.
— Поппи! — закричал он, чувствуя, что впадает в
истерику. — Проснись! Поппи! — Его голос звучал все громче и громче,
переходя в крик.
Фил не осознавал, что трясет за плечи безвольно обмякшее
тело сестры.
Твердые руки уверенно оттолкнули его.
— Какого черта… Что ты делаешь? — тихо спросил
Джеймс.
— Поппи, Поппи… — твердил Фил, глядя на сестру.
Она больше не дышала. На ее лице появилось выражение чистого
покоя, какое бывает лишь у младенцев.
Она менялась, становясь далекой, призрачной. Ее лицо все
сильнее походило на маску привидения, и даже Фил, который никогда не видел
мертвых, понял: это смерть.
Душа Поппи отлетела. Ее тело стало плоским и бесцветным, его
больше не одушевляла жизненная энергия. Ее рука в руке Филиппа стала тяжелой,
непохожей на руку спящей. Кожа потеряла блеск, как если бы кто-то на нее
легонько дунул.
Фил запрокинул голову и издал нечеловеческий вопль, сродни
вою раненого животного.
— Ты убил ее! — Он вскочил с кровати и набросился
на Джеймса. — Ты говорил, что она только заснет, но ты убил ее. Она
умерла.
Джеймс не уклонился от броска, схватил Фила и вытащил его в
холл.
— Последним засыпает слух, она может услышать
тебя, — прошептал он ему прямо в ухо.
Но Фил вырвался и бросился в гостиную. Он не отдавал себе
отчета в своих действиях, он знал лишь, что должен ломать и крушить все вокруг,
что эти бездушные вещи не имеют права на существование, когда Поппи больше нет.
Она ушла навсегда! Фил схватил кресло и бросил его, ударом свалив кофейный
столик. Опрокинул лампу, вырвал из розетки шнур и отбросил его к камину.
— Хватит! — послышался сквозь удары окрик Джеймса.
Услышав его голос, Фил бросился к нему. Джеймс не удержался
на ногах и отлетел к стене. Сцепившись, они упали на пол.
— Ты убил ее, — прохрипел Филипп, стараясь
схватить противника за горло.
В глазах Джеймса появился серебряный блеск. Он схватил Фила
за запястья. Его хватка оказалась крепкой и причиняла сильную боль.
— Прекрати сейчас же, Филипп, — сказал он тихо.
Что-то в его голосе заставило Филиппа замереть. Всхлипывая,
он судорожно хватал ртом воздух.
— Я убью тебя, если ты будешь вредить Поппи, —
сказал Джеймс угрожающим тоном. — Если ты прекратишь истерику и будешь
делать то, что я скажу, с ней ничего не случится. Ты понял? — Он с силой
встряхнул Фила, едва не впечатав его в стену.
Странно, но именно это привело Фила в чувство. Джеймс
защищал Поппи, и Фил вдруг начал ему доверять. Его бешеная ярость утихла, он
глубоко вздохнул.
— Да. Я понимаю, — хрипло сказал он.
Фил привык к чувству ответственности — за себя и за близких.
Да, ему не нравилось, что Джеймс распоряжается в его доме, но этого уже не
изменишь.
— Она умерла, да?
— Это как посмотреть, — сказал Джеймс, отпуская
запястье Фила и садясь на полу.
Он осмотрел гостиную и скривил губы.
— Ничего страшного не произошло, Фил. Все идет так, как
и задумывалось. Просто я рассчитывал, что твои родители, когда вернутся домой,
сами обнаружат Поппи мертвой, а теперь нужно придумать что-то другое. Этот
беспорядок нельзя объяснить иначе, нежели сказав правду.
— Правду?
— Да, правду. Скажем, ты вошел в комнату Поппи, понял,
что она умерла, и в отчаянии набросился на меня. А потом я позвонил твоим
родителям, чтобы сообщить им… Ты ведь знаешь, в какой ресторан они пошли?
— В «Валентино». Маме очень хотелось сходить именно
туда.
— Хорошо. Так и сделаем. Но сначала нужно навести
порядок в комнате Поппи: убрать свечи и все остальное. Все должно выглядеть
так, будто она заснула и не проснулась. Как будто этот вечер ничем не
отличается от любого другого.
Фил взглянул на стеклянную дверь. На улице только начинало
смеркаться. Но Поппи много спала в последние дни.
— Мы скажем, что она устала, и отправила нас смотреть
телевизор, — медленно сказал Фил, стараясь побороть слабость и рассуждать
здраво. — Потом я пошел посмотреть, как она, и нашел ее…
— Верно, — ответил Джеймс, улыбнувшись краешком
губ.
Они быстро убрались в комнате Поппи. Труднее всего Филу было
отвести взгляд от Поппи. Каждый раз, когда он смотрел на нее, сердце его
сжималось. Она казалась такой хрупкой… Как рождественский ангел, спустившийся в
июньскую ночь.
Он боязливо убрал плюшевого льва, лежавшего рядом с ней.
— Она ведь проснется, правда? — спросил он, не
глядя на Джеймса.
— Господи, я надеюсь, — устало пробормотал Джеймс.
Его слова звучали скорее как молитва, нежели обещание. — Если этого не
произойдет, тебе не надо будет приходить ко мне с осиновым колом, я сам об этом
позабочусь.
