– Вы не похожи на человека, у которого есть потребность в
задушевных беседах, – заметил Бренер.
В темноте вспыхнул огонек зажигалки. Карл закурил. Натан
Ефимович хотел сказать, что не стоит курить в закупоренной каюте. Потом всю
ночь придется дышать табачным дымом, и лучше бит выйти на палубу. Но сдержался,
промолчал.
Карл тоже молчал. У Натана Ефимовича слипались глаза, он
отвернулся к стене и уже почти заснул.
– Скажите, зачем вы прикарманили фотографии, которые искала
Инга? внезапно спросил Карл.
Вопрос был задан тихо и задумчиво, но Бренер вздрогнул и сел
на кровати.
– Какие фотографии?
– Ну не надо, не дергайтесь. Я нашел их в кармане вашей
куртки. Нет, я не обыскивал специально. Просто здесь, на яхте, нам с вами
выдали одинаковые куртки, я перепутал, полез в карман и очень удивился. Я не
собираюсь приставлять вам дуло к виску и устраивать допрос с пристрастием. Мне
просто интересно. Вы что, знаете эту женщину?
– Мне показалось, эта женщина похожа на дочь моих московских
соседей по коммуналке. Прошло много лет. Когда мы уехали, ей было пятнадцать. Я
подобрал снимки, чтобы разглядеть как следует.
– Разглядели? – голос Карла стал чуть напряженней, или это
только показалось?
– Да. Но все равно я не уверен, она ли это. Слишком все
странно, слишком много лет прошло. Я знаю, жизнь любит выкидывать всякие
фокусы, и мир ужасно тесен, однако мне сложно представить ту девочку в качестве
агента ФСБ и вашей бывшей любовницы.
– Как звали дочь ваших соседей? – быстро спросил Карл.
– Почему вас это волнует? Ну подумайте, какое это имеет
сейчас значение? Говорим мы об одном человеке или о разных людях – не все ли
равно? Для меня это очень давнее прошлое, совсем другая жизнь. Прошло двадцать
лет, и, кроме нежных ностальгических воспоминаний, ничего не осталось.
– А вы не допускаете, что у меня тоже могут быть свои нежные
воспоминания? – усмехнулся Карл. – Как же ее звали, ту девочку?
«Есть ли смысл врать и выдумывать? – устало спросил себя
Бренер. – Я могу назвать ее сейчас как угодно. Проверить он не сумеет, да и
зачем ему это проверять? Такое прошлое никому ничем не угрожает. Это случайный,
теплый и в общем совершенно лишний проблеск в грубом, жестоком рисунке
теперешних событий. И незачем смешивать одно с другим…»
– Ее звали Наташа, – сказал он равнодушно.
– Жаль, – так же равнодушно ответил Карл, зевнул и загасил
сигарету, оказывается, мы действительно говорим о разных людях. Женщина на
снимках всего лишь похожа на вашу бывшую соседку. Это не она, потому что мою
русскую знакомую зовут Глафира.
– Как? Глафира? Удивительно редкое имя.
– Спокойной ночи, профессор. Завтра будет тяжелый день.
– Спокойной ночи, Карл, – Бренер опять отвернулся к стене и
натянул одеяло, – простите, а вы не могли бы выкинуть окурок? Он будет вонять
всю ночь.
– Да, конечно. – Карл встал и прошлепал босиком к туалету.
– Вы хотите взять себе снимки вашей Глафиры? – спросил Натан
Ефимович.
– Зачем?
– Если я правильно понял смысл вашего семейного скандала с
Ингой, мальчик на фотографиях – ваш сын?
– Разве я говорил это?
– Нет. Вы говорили совсем другое. Но вы обманывали
несчастную, нервную, преданную Ингу. Вы боитесь ее ревности, и правильно
делаете.
Карл ничего не ответил, молча улегся на свою койку. Они
больше не произнесли ни слова, но еще долго не могли уснуть.
Проснувшись под утро, Бренер нащупал в полумраке свою
куртку, покосившись на Карла, сунул руку во внутренний карман. Как он и
предполагал, снимков там уже не было.
Карл спал очень крепко, отвернувшись к стене, и совсем не
храпел.
* * *
В аэропорту Бен-Гурион выстроились огромные очереди к
стойкам, за которыми работали сотрудники службы безопасности. Молодые люди и
девушки в элегантной униформе, подтянутые, улыбчивые, допрашивали каждого
пассажира:
– Кто, кроме вас, находился в помещении, когда паковался
багаж? Оставались ли собранные вещи без присмотра хотя бы на несколько минут?
Покупали вы какие-либо сувениры? Где именно? Ваши покупки были упакованы на
ваших глазах? Обращались ли к вам с просьбами незнакомые либо малознакомые люди
накануне отлета?..
И так до бесконечности.
Максимка дремал, сидя на чемодане. У Алисы слипались глаза.
Наконец они подошли к стойке. Девушка в униформе приветливо улыбнулась, задала
все положенные вопросы про багаж и сувениры, попросила открыть чемодан,
тщательно в нем порылась. Потом долго, сосредоточенно листала паспорт.
– Какие города, кроме Эйлата, вы посещали на территории
Израиля?
– Мы ездили в Иерусалим.
– Это была экскурсия?
– Нет. Мы брали машину напрокат в фирме «Баджет».
– Из Эйлата в Тель-Авив вы тоже ехали на машине?
– Да. Мы сдали машину в представительство фирмы прямо здесь,
в аэропорту, три часа назад.
– Вас останавливала дорожная полиция?
– Нет, – Алиса почувствовала, что предательски краснеет.
– Спасибо, – улыбнулась девушка и вернула паспорт, –
проходите. Счастливого пути. До регистрации оставалось полтора часа.
– Ну вот, а ты нервничала, – сказал Максимка, когда они
уселись за столик в кафе, – они еще не знают про этот дурацкий штраф. Пока до
них дойдет, мы уже будем в Москве. Вообще, у нас здесь получился не отдых, а
какой-то ужас, вздохнул ребенок, – домой хочу. Никогда в жизни так не хотел
домой, как сейчас.
– Уже сегодня будем дома. – Алиса всгала. – Что тебе взять,
малыш?
– Гамбургер, колу и мороженое.
Когда она вернулась, за их столиком сидела смуглая, совсем
молоденькая девушка в ярком свитере. Уши ее были закованы дюжиной
серег-колечек, тугими колечками вились короткие ярко-рыжие волосы. Пальцы тоже
были унизаны серебряными кольцами и перстнями. Она потягивала спрайт из банки
через трубочку и лучезарно улыбнулась Алисе.
– Я говорил ей, что здесь занято, – зашептал Максимка, – но
она не понимает ни по-русски, ни по-английски.
– Чем она тебе мешает? Больше нет свободных столиков.
– Да ну, противная какая-то, – поморщился Максим, – вся в
колечках. Только в носу не хватает. Знаешь, как у нас в классе таких называют?
Парнокопытные.
