В Иерусалим они попали только ввечеру. Деннис быстро нашел
гостиницу «Холидей-инн».
– Сколько стоит номер? – спросила Алиса, когда они заполняли
анкеты за столиком в холле.
– Нисколько, – улыбнулся он, – я уже оплатил оба номера, мне
как сотруднику корпорации положены огромные скидки. Для меня это почти
бесплатно.
– Тогда я угощаю вас ужином, – улыбнулась в ответ Алиса.
– Хорошо, – кивнул он.
Они оставили машину на стоянке перед гостиницей и
отправились пешком в старый город. Было холодно. Огромные толпы туристов
медленно сочились по узким кривым улочкам. Группа английских баптистов
совершала крестный ход к храму Гроба Господня. Мускулистый молодой человек в
строгом черном костюме нес на плече огромный крест, вслед за ним семенили
старички и старушки. Процессия останавливалась через каждые десять метров,
чтобы спеть пару псалмов, и приходилось стоять, ждать. Обойти их было
невозможно.
– Так мы будем идти до завтра, – сказал Деннис, – если мы
хотим попасть в храм Гроба Господня до закрытия, надо свернуть и найти другую
дорогу.
– А если заблудимся, попадем в арабский квартал? –
засомневалась Алиса.
– Мам, перестань. Здесь везде полиция. Мало ли что тебе
рассказывали! Ничего с нами не случится, – решительно заявил Максимка.
Они нырнули в какую-то глухую подворотню, потом еще куда-то
сворачивали, останавливались, сверялись с планом города, несколько раз
спрашивали дорогу у полицейских, те объясняли: сначала прямо, потом направо и
сразу налево через несколько метров, а потом еще раз налево…
Стало темнеть. Они поняли, что сегодня уже никуда не
попадут. Надо просто выбраться из этого лабиринта, а завтра встать пораньше и
опять отправиться в старый город.
Они огляделись, чтобы спросить, как пройти к Яффским
воротам, но обнаружили, что вокруг совсем другая толпа, мрачная, грязная, и ни
одного туриста, ни одного полицейского. Глухой неприятный арабский квартал. Они
ускорили шаг, чтобы поскорей выбраться.
Улочка примерно в метр шириной вся состояла из арабских
лавок. Приходилось все время смотреть под ноги. Глиняная и медная посуда стояла
прямо на булыжнике, тут же были навалены горы платков, ковров, громоздились
вешалки с одеждой, лотки с фруктами, орехами, пряностями, липкими жирными
сладостями, что-то жарилось, кипело, отовсюду звучала монотонная мусульманская
музыка, группки мрачных усатых мужчин стояли у крошечных грязных кофеен,
женщины в длинных робах, в черных платках, прикрывающих лица, скользили мимо,
не поднимая глаз. Чумазые детишки всех возрастов носились сквозь толпу с
воплями, сшибая все на своем пути.
Мальчик лет четырех потянул Алису за рукав и, глядя
жалобными черными глазами, полными слез, заканючил на ломаном английском:
– Шекель, плиз, ай хангри, плиз!
– Ни в коем случае! – крикнул Деннис.
Но Максимка уже протягивал малышу шекель. Тот выхватил
монету и убежал. Моментально подлетели еще трое, им было лет по семь, они
заорали хором, стали дергать за одежду, один вцепился в Алисину сумку, другой
ухватил Максима за куртку.
– Шекель! Гив шекель!
Деннис оттолкнул арабчат, схватил за руки Максима и Алису и
рванул вперед. Им вслед неслись крики, улюлюканье, смех. И вдруг что-то больно
ударило Алису в спину. Боль чувствовалась даже сквозь теплую кожаную куртку и
толстый свитер.
– Пригнитесь! – крикнул Деннис. – Быстрее! Не оглядывайтесь!
Бежать по кривой, заставленной горшками, лотками и вешалками
улочке было трудно. Почти совсем стемнело. Сзади слышался мерный топот и уже не
только детские, но и взрослые мужские голоса. Судя по крикам, за ними бежало не
меньше десяти человек.
Алиса все-таки оглянулась. Их догоняла целая толпа
подростков, еще один камень ударил в спину. Они свернули за угол и оказались на
точно такой же улице. Ни одного полицейского, никаких туристов. И почти полная
темнота. Здесь почему-то не было электричества. Слабо мерцали огоньки свечей и
керосинок за окнами лавчонок, ярко, холодно светил месяц. Крики и топот
приближались.
– Мамочка, я боюсь, – крикнул Максим, – мама…
Кто-то схватил Алису за шиворот, у нее стали выдирать сумку,
пытались стянуть куртку, она почти ничего не видела в темноте.
– Максим, где ты? – она старалась перекричать множество
голосов.
Толпа окружила их, превратилась в орущее многорукое
чудовище, и нельзя было понять, где Максим, где Деннис. Сумку с деньгами и
документами давно вырвали из рук, кто-то пытался разодрать «молнию» куртки.
Алиса понимала, что ее бьют, но боли не чувствовала. Она продолжала кричать,
звать Максима, закрывая лицо от ударов.
Вдруг совсем рядом кто-то страшно завизжал, потом – глухой
удар о булыжник. Опять визг и удар. Алиса наткнулась ногой на что-то мягкое.
Потом почувствовала, что ее перестали бить.
– Мама, я здесь!
Она кинулась на Максимкин крик, споткнулась, упала, но не на
булыжник, а на человека, который, скорчившись, лежал у ее ног, тут же вскочила,
разглядела в темноте силуэт сына.
– Где больно? Говори, где больно?! – Она стала быстро
ощупывать его лицо, плечи, заметила, что он стоит, вжавшись в стену.
– Нигде не больно. Одевайся! – Он держал в руках ее куртку и
сумку.
Не успев удивиться, она стала машинально засовывать руки в
рукава куртки. В двух шагах от них быстро дергались, извивались четыре мужских
силуэта. Слышались страшные глухие удары. Один упал, трое продолжали драться.
Мелькал светлый свитер Денниса, в какой-то момент он оказался на земле, но тут
же поднялся.
Совсем близко раздались крики, топот. Еще одна толпа,
человек десять, выскочила из-за угла и подкатывала по узкой улице все ближе,
словно жуткая черная волна, которая все сейчас сметет на своем пути. Алиса
обхватила Максимку, закрыла его собой, они оба стояли, вжавшись в стену, и
понимали, что кричать, звать на помощь бесполезно.
И вдруг грянул выстрел. На мгновение повисла мертвая тишина,
потом опять крики и топот. Алиса крепко зажмурилась. Казалось, прошла целая
вечность, прежде чем она открыла глаза. Яркий свет фонарика ударил в лицо.
Алиса сначала ослепла, а потом поняла, что перед ней стоит израильский
полицейский.
– Что происходит? Кто стрелял? – спрашивал он по-английски.
– Леди, с вами все в порядке? Вы меня слышите?
Полицейских было всего четверо, но толпа исчезла,
растворилась в темноте.
– На нас напали, – ответила она, едва шевеля губами.
