– На ОРТ и в газетах работают такие же хитрые мальчики, как
ты. Все хотят денег. Вот когда доставят профессора по назначению, тогда я с
тобой расплачусь, как обещал.
– Но послушай, Азамат, я не могу отвечать за Карла.
– Как же не можешь? Ты же говорил, он твои друг.
Я например, отвечаю за своих друзей, – усмехнулся Азамат.
– Мало ли какие у него там, в Израиле, проблемы? – Плейбой
так сильно надавил острым концом кия на носок своего ботинка, что чуть не
прорвал толстую свиную кожу. – Ты пойми, у меня такая ситуация…
– Знаю, какая у тебя ситуация, – криво усмехнулся Азамат, –
пятнадцать лет твоей ситуации. В девятом классе учится. Как всегда, глазки
голубые, ножки длинные.
Плейбой побледнел и выразительно задвигал желваками. Азамат
не менее выразительно зевнул и загасил окурок.
– Скучно с тобой играть, Гарик. Спокойной ночи, дорогой. –
Азамат положил кий и, не оборачиваясь, вышел из бильярдной.
Оставшись один, плейбой Гарик ожесточенно шарахнул кулаком
по зеленому сукну бильярдного стола. Шары с глухим грохотом раскатились.
В соседнем помещении, в бутике изысканной дачной мебели,
дремал, вытянув ноги, охранник. Он сидел в уголке, в низком плетеном кресле.
Глаза его были закрыты, рот приоткрыт. Со стороны казалось, что человек крепко
спит, раскинувшись, припав головой к стене. Даже подойдя близко к охраннику,
невозможно было заметить, что между его ухом и тонкой стенкой находился
маленький импровизированный резонатор.
Плоская коньячная рюмка из чистого хрусталя, размером с
детскую ладошку, была вжата краями в пластиковую стенку, а ухо охранника
прижималось к Донышку. Твердый пластик и хрусталь отлично резонировали звук в
огромном пустом пространстве торгового центра. Охранник отчетливо, без всяких
усилий, слышал каждое слово, произнесенное в бильярдной.
Дождавшись закрытия торгового комплекса, охранник попрощался
с коллегами и не спеша направился к метро, нырнул в один проходной двор, потом
в другой. Оглядевшись, достал из кармана сотовый телефон, набрал номер.
– Привет, Валера, – произнес он в трубку, – прихвати меня
где-нибудь у Пресни. Только скорей. Холодно.
– Давай у зоопарка через двадцать минут, – ответили в
трубке.
Ровно через двадцать минут на небольшой площадке у запертых
ворот зоопарка притормозил лиловый «Ауди» Валерия Павловича Харитонова.
Охранник, поеживаясь, нырнул в теплый салон, на переднее сиденье.
* * *
Эйлат, январь 1998 года
В уютном французском ресторане на набережной было почти
пусто. Посреди круглого стола подрагивал язычок свечи. Лицо Денниса опять
казалось жестким, неприятным. Обычно приглушенное освещение смягчает черты, а у
американца наоборот. При беспощадном дневном свете он выглядел значительно
симпатичней. Или он просто переставал играть в полумраке? Или это неверный
огонек свечи играл с его мужественной физиономией дурные шутки?
Они уже все съели. Официант убрал тарелки. Максимка клевал
носом над каким-то сложным многослойным десертом из желе и сливок, потом
занялся своей электронной игрушкой.
Деннис был напряжен и старался изо всех сил скрыть это, с
лица его не сходила улыбка, иногда казавшаяся застывшей гримасой. Напряжение
висело в воздухе, неприятно давило, вырывалось наружу в виде долгих неловких
пауз. Куда, интересно, подевалась хваленая американская раскомплексованность?
Впрочем, какая разница? Возможно, дело в том, что им без посредничества
Максимки не о чем говорить.
– Почему вы так расстроились из-за этих фотографий, Алиса?
– Разве? – она тряхнула головой. – Я уже забыла о них.
– Странно, почему тот, кто их забрал, не вернулся, чтобы
поменять на свои.
– Странно, – легко согласилась Алиса.
– Может, вы так понравились этому мужчине, что он решил
оставить снимки себе?
– Вряд ли. Я плохо выхожу на фотографиях.
– Как бы вы ни выходили, все равно сразу видно, какая вы
красивая. Я это серьезно говорю, не в качестве комплимента. Вы, конечно, и так
знаете, но лишний раз не мешает напомнить. Я прав?
– Об этом стоит напоминать любой женщине. Всегда и при любых
обстоятельствах.
– У нас в Америке не принято. Скажешь какой-нибудь коллеге
женского пола, что ей к лицу новое платье, а она тебя обзовет шовинистической
свиньей.
– Бедные вы, несчастные, – вздохнула Алиса, – знаете, мне
эти ваши социально-половые забавы напоминают унылый юмор советских времен
накануне женского дня Восьмое марта. Затюканный идиот-муж, который решил раз в
году пожарить яичницу к завтраку, и деловитая фурия, мать семейства, которая
потом целый день отдраивает обгоревшую сковородку.
– Забавы? Что вы, у нас это очень серьезно. Это влияет на
политику, на бизнес. Между прочим, на обвинениях в сексуальных домогательствах
у нас делают большие деньги.
Деннис стал рассказывать всякие забавные истории о дамах,
которые подают в суд на миллиардеров, крупных государственных чиновников и на
президента, требуя денежной компенсации за былые нежности, реальные, а чаще
мифические. Потом вся Америка всерьез обсуждает, сама «истец» десять лет назад
снимала колготки или «ответчик» оказал ей в этом некоторое содействие. Ну а как
же не обсуждать всерьез, если эти колготки могут стоить «ответчику» пары
миллионов долларов и политической карьеры?
Алиса рассеянно слушала, кивала, улыбалась, прихлебывая
горьковатый вишневый ликер. Она то и дело косилась на экран телевизора у стойки
бара. Шла программа «Новостей». Бармен и несколько официантов смотрели на экран
не отрываясь. Алиса не понимала ни слова на иврите, только разобрала название
города Беэр-Шева, которое то и дело повторял ведущий. Это совсем близко, между
Эйлатом и Иерусалимом. По мелькавшим кадрам было ясно, что произошел какой-то
взрыв. Вероятно, в этой самой Беэр-Шеве…
– Наверное, пресловутые «новые русские», для которых вы
строите особняки, ужасно привередливая публика, – произнес Деннис. – Трудно с
ними работать?
– Трудно без конца слышать выражение «новые русские», –
откликнулась Алиса. – У нас без него не обходится ни одна телепередача, ни один
анекдот. Честно говоря, я не вижу в этом словосочетании никакого смысла. Люди,
озабоченные исключительно проблемой денег, всегда одинаковы, во все времена
одинаково скучные, пошлые и злые.
«Новости» кончились. Бармен переключил на Си-эн-эн. Там
выступал политический комментатор. Официанты оторвались от экрана.
– Насколько я знаю, в советские времена такой проблемы в
России практически не существовало, – заметил Деннис, – я имею в виду деньги.