– А что, у тебя есть на примете человек, которому поверят,
если он так скажет?
– Разумеется, есть.
– И что за оружие?
– Отличное оружие. Вирусы пострашней СПИДа. Можно при
желании использовать так, что атаку никто не заметит. Станут вдруг все дохнуть,
как мухи. Генетические мутации начнутся, как в каком-нибудь ужастике. А потом
еще будет рождаться много поколений уродов, но не по всему миру, а в отдельно
взятой стране, которая станет жертвой атаки. Я не специалист, но знаю, там все
как-то очень хитро. К каждому определенному виду сразу разрабатывается система
вакцинации. Любые исследования в этой области были запрещены специальной
резолюцией ООН еще пять лет назад. И тут – здрасьте вам, оказывается, честные
цивилизованные израильтяне по-тихому работают над чумой двадцать первого века.
– Брось, – Азамат махнул рукой, – кому надо, тот и так
знает. Очередная страшилка о супероружии не ускорит подписания контракта по
нефтепроводу.
– Скучный ты человек, Азамат, – вздохнул Геннадий Ильич, –
ты главного не понял. Дело ведь не в очередной страшилке. Вся соль в том, чтобы
освежить привычную, поднадоевшую склоку новыми подробностями. Пусть заварушка
продолжается и усложняется. Чем меньше шансов разрешить конфликт мирным путем,
тем неопределенней ситуация на мировом нефтяном рынке. Ты, Азамат, тактик. Ты
живешь сегодняшним днем, и в этом твоя сила. Но и слабость тоже. А я стратег. Я
генератор идей. Я смотрю далеко вперед.
– Ох, Гена, с огнем играешь. Замочат тебя, и все дела, –
покачал головой Азамат.
– Типун тебе на язык, Азамат. – Подосинский криво
усмехнулся. – Уже пробовали, не по зубам я им. Они у меня будут как собаки. Все
поймут, но сказать, то бишь доказать, – ничего не сумеют. Пока все ниточки
ближневосточной проблемы у меня в руках. И я не хочу ни одной из них упустить.
Ни одной.
– И все-таки почему именно Майнхофф? В какой связи ты вообще
вдруг вспомнил о нем?
– В связи с Израилем. Все просто, Азамат. Майнхофф имеет там
прочные связи. Ну не посылать же к евреям твоих джигитов! Они, конечно, молодцы,
никто не спорит, но прости, они даже по-английски не говорят, не то что на
иврите.
«Что-то ты темнишь, великий стратег. Лапшу мне на уши
вешаешь. Тебе, вероятно, нужен не только еврей-профессор с супероружием, но и
сам Карл. Интересно, зачем? Мало разве у тебя крепких ребят-исполнителей, не
только чеченцев, которые по-английски не говорят, но всяких-разных, на выбор?»
– с легким раздражением подумал Азамат. Но вслух сказал совсем другое:
– Карл очень дорого стоит.
– Сколько попросит, столько дам, – улыбнулся Подосинский.
– А оружие? – тихо спросил Азамат.
– Что – оружие? – Геннадий Ильич недоуменно вскинул брови.
– Ну, вирусы эти, – Азамат чуть поморщился, – их не хочешь
заодно добыть по-тихому? Если все боятся этих микробов, так, может, пусть будут
на всякий случай, вместе с этой, как ее? С системой вакцинации.
– А зачем? – равнодушно пожал плечами Подосинский. – На фига
мне вирусы? Я человек мирный.
Глава 2
В первую неделю девяносто восьмого года в Иерусалиме выпал
снег, а на побережье, в курортном Эйлате, где даже в январе температура редко
падает ниже плюс пятнадцати, дул ледяной пронзительный ветер. Туристы, у
которых была охота погулять по вечерней набережной в такую скверную погоду,
понуро брели вдоль светящихся витрин сувенирных лавок, заглядывали внутрь,
заходили, лениво перебирали дорогие безделушки.
У пристани покачивались яхты, огни отражались в спокойной
тяжелой воде Красного моря, и казалось, будто яхты, прогулочные катера,
маленькие рыбацкие лодки стоят на дрожащих разноцветных столбах. Тонкий серпик
молодого месяца висел рогами вверх, словно темно-лиловое небо улыбалось белым
маленьким ртом, не разжимая губ.
Парк аттракционов на набережной был пуст. Карусели не
работали. В такое позднее время, да еще в такой холод, не нашлось желающих
кататься на машинках и лошадках, стрелять в тире, сбивать пластмассовыми
шариками жестянки из-под колы, вылавливать магнитной удочкой из стеклянного
аквариума китайские игрушки, которые все равно никогда не появятся. Только
грозное, пылающее яркими огнями сооружение под названием «камикадзе» крутилось
вокруг своей оси, высоко взлетало, переворачиваясь, зависало над парком.
Обычно из кабинок слышался восторженно-испуганный визг, но
сейчас было тихо. Урчал, поскрипывал мотор аттракциона, тяжелая маслянистая
вода Красного моря шуршала, набегая на холодный песок пустого пляжа. Иногда
прорывался сквозь завывания ветра одинокий голос скрипки. Уличный музыкант у
ограды парка, закрыв глаза, выводил скрипичное соло из концерта Вивальди
исключительно для собственного удовольствия. В мятой кепке у его ног лежала с
утра жалкая мелочь, и ни гроша за долгий день не прибавилось. А теперь уж вряд
ли кто-то пройдет мимо и бросит хотя бы полшекеля. Странное время, разгар
курортного сезона, а тихо, пусто, будто вымерло все.
Единственный ребенок, пожелавший покататься на «камикадзе»,
десятилетний русский мальчик Максим Воротынцев, не кричал и не визжал, когда
висел вниз головой на восьмиметровой высоте. В животе все сжималось и леденело,
ужасно хотелось заорать, но он молчал, стиснув зубы. Можно было бы и не
стесняться. Кроме мамы, которая одиноко сидела на лавочке, и карусельщика,
читавшего журнал в своей стеклянной будке, никто бы визга не услышал. Но
Максимка молчал. Так было страшней и интересней.
Карусель сделала очередной круг, на этот раз медленный,
плавный, и Максим успел заметить, что мама уже не одна на лавочке. Рядом с ней
уселся какой-то тип.
– Гадкая погода, – произнес по-английски низкий мужской
голос.
Алиса Воротынцева вздрогнула от неожиданности и оглянулась.
Вспыхнули огни карусели, осветили черную спортивную куртку, высокий ворот
белого свитера, жесткое, загорелое лицо.
«Американец», – равнодушно отметила про себя Алиса, вежливо
улыбнулась и посмотрела на часы.
Максимка катался на этой дурацкой вертушке уже двадцать
минут. Он уговорил купить сразу три билета, и карусельщик, дернув рубильник,
уселся в своей будке, уткнулся в журнал, покуривал, прихлебывал пиво и,
кажется, вообще не собирался выключать карусель.
– А знаете, почему здесь так холодно? – спросил загорелый
американец.
– Нет, – буркнула Алиса.
– Здесь так холодно потому, что я мечтал полежать на песке,
понырять с аквалангом в Красном море, погреться на солнце. Я мечтал об этом
почти три года. Именно поэтому так холодно. Мне не везет.
