Уриил посмотрел на бескожих, расположившихся возле стены и с удивлением разглядывающих бумажные листки на ней. Некоторое время спустя Пазаний протянул ему большой кусок мяса, одновременно располагая собственный над жаровней.
— Как просто это забыть, — пробормотал Уриил.
— Что именно?
— То, что на самом деле они самые обычные дети.
— Бескожие?
— Да. Подумай сам. Их схватили совсем крохами, и мортиции придали им чудовищное обличье, но ведь внутри-то они остались детьми. Я сам был помещен в одну из демонических маток и знаю, что она пыталась со мной сделать. Но поступить так с детьми… представь себе, что однажды ты проснешься и обнаружишь, что стал монстром.
— Думаешь, кто-то из них еще помнит прежнюю жизнь?
— Не знаю, — произнес Уриил. — Отчасти даже надеюсь, что нет; было бы слишком жестоко, если бы они понимали, что было ими потеряно. Но все-таки мне кажется, что именно фрагментарные воспоминания не позволили им окончательно превратиться в чудовищ.
— Тогда следует надеяться, что сейчас, выбравшись с Медренгарда, они вспомнят как можно больше.
— Возможно, — сказал Уриил, подвешивая ломоть мяса над огнем. — Понимаю, выглядят они жутко, но случившееся с ними — не их вина. Они не заслуживают, чтобы их загнали в угол и убили только за то, что выглядят не так, как мы. Может, тела их нам и не спасти, но в наших силах спасти их души.
— Как?
— Обращаясь с ними, как с людьми.
— Тогда, надеюсь, тебе удастся убедить в этом окружающих, пока они их не увидели.
— Со временем именно это я и собираюсь сделать, но давай разбираться с проблемами по мере их поступления.
— И раз уж ты об этом заговорил, — сказал Пазаний, снимая мясо с жаровни и пробуя его на вкус. — О! Вкуснотища. Так что мы намереваемся делать утром?
Уриил тоже снял кусок с огня и впился в мясо, наслаждаясь его ошеломительным запахом и благородным вкусом после долгих дней, проведенных на сухпайке и переработанной питательной пасте. Мясо было довольно жестким, но все равно восхитительным. Горячий сок побежал по подбородку космодесантника, и тот с трудом подавил в себе желание проглотить свою порцию не жуя.
— Завтра, — с набитым ртом проговорил Уриил, — мы осмотрим город, определимся с его географией, а потом подумаем, как бы нам выйти к жилому поселению.
— А дальше?
— Дальше мы представимся первому же попавшемуся на глаза имперскому чиновнику и свяжемся с орденом.
— Думаешь, все будет так просто?
— Может, да, а может, и нет, — сказал Уриил. — Думаю, мы выясним это уже завтра, но сейчас нам следует отдохнуть. В моем теле болит каждая кость, и мне нужна хотя бы одна ночь здорового сна, прежде чем разбираться с делами.
— По мне, так звучит просто замечательно, — согласился Пазаний. — Всякий раз, как я пытался закрыть глаза на этом чертовом паровозе, так начинал видеть реки крови и освежеванные трупы.
Уриил кивнул, ведь и сам прекрасно помнил кошмары, всплывавшие в его сознании, когда он пытался поспать в Омфале Демониуме. До встречи с Несущим Ночь он и вообразить себе не мог подобные ужасы, не говоря о том, чтобы поверить в возможность их существования в реальности.
В течение всего того не поддающегося исчислению времени, которое космодесантники и бескожие провели внутри безумных глубин адского локомотива, они непрестанно подвергались атакам этих безумных снов, и Уриил понимал, что его разум уже был готов сломаться, ведь кто может день за днем переживать кошмары и остаться в своем уме?
Из всех чудовищных видений о смерти и кровопролитии, посещавших Мезиру Бардгил, не было никого, кого бы она боялась так же, как Плакальщика. Она никогда не видела его лица, только слышала всхлипывания, но глубина боли и страданий, заключенная в этих звуках, была просто невыносимой.
Казалось немыслимым, что кто-то может испытывать подобные муки и скорбь и все-таки продолжать жить. И все же темные очертания Плакальщика, вырисовывающиеся на фоне белых, выложенных керамической плиткой стен пустой комнаты, определенно выдавали в нем живое существо.
При виде Плакальщика по ее щекам начинали катиться слезы, ей передавалась капелька его скорби, и тогда предательски подкашивающиеся ноги несли ее прямо к железной койке, на которой тот сидел. Кровать эта служила единственным предметом мебели в абсолютно пустом помещении.
Мезира понимала, что все это только сон, но от осознания ее страх нисколько не умалялся.
И хотя она смешала листья кхат с половиной бутылки раквира, прежде чем нехотя залезть в постель, видения о Плакальщике ее все-таки настигли.
Шаг за шагом она приближалась к стенающему существу, чьи плечи неистово тряслись от судорожных всхлипываний. Когда расстояние стало совсем незначительным, Мезира вдруг ощутила, как скорбь сменяется гневом, и как бы женщина ни старалась, но рука против ее воли поднялась и протянулась к Плакальщику.
Едва ее ладонь легла на его плечо, обоняние Мезиры наполнилось вонью паленого мяса, а перед глазами заплясали образы: горящие дома, кричащие люди и огненный шквал, раздувающийся и шевелящийся, точно живой.
— Нет, — прошептала она. — Только не снова.
Плакальщик прекратил рыдать, словно только сейчас заметил ее.
Без всякого предупреждения его тело внезапно окуталось пламенем, пожирающим и руки, и лицо.
— Ты была там, — произнес Плакальщик, совершенно не обращая внимания на уничтожающий его огонь.
— Нет, я!.. — закричала Мезира, отшатываясь прочь от смертоносного жара.
— Ты была там, — повторил Плакальщик, и в голосе его прозвучал приговор.
Еще несколько секунд, и тело его обуглилось до черноты, и женщина начала задыхаться от запаха горелой плоти.
— Мертвые наблюдают, и ты будешь наказана.
— Пожалуйста, скажите, — принялась умолять Мезира, — почему я?
— Ты была там, — произнес Плакальщик, словно эти слова все объясняли. — Ты была там.
— Но я же ничего не делала. Это была не я, — зарыдала женщина.
— Ты была там.
— Я…
— Ты была там, — сказал Плакальщик, глядя прямо на нее, — и заплатишь. Вы все заплатите.
Мезира Бардгил, вопя от страха, выпрыгнула из постели, сражаясь с простыней, из которой никак не могла высвободиться. Она с грохотом повалилась на пол, лягаясь и завывая, словно безумная. Затем, зарыдав, свернулась в позе эмбриона, прижимая ладони к вискам и вонзая в кожу изломанные ногти.
Спустя несколько секунд она впилась зубами в собственную ладонь, чтобы приглушить крики, и начала кататься по полу.
Ее глаза все это время были плотно закрыты, и ей пришлось приложить немало усилий, чтобы поднять веки.
