Джимми, Дэйву и Питу из 1-го батальона Королевской пехоты и комиссару Крису из РМП.
Спасибо за беседу и информацию. Возвращайтесь целыми, ребята.
Сорок первое тысячелетие.
Уже более ста веков Император недвижим на Золотом Троне Терры. Он — Повелитель Человечества и властелин мириадов планет, завоеванных могуществом Его неисчислимых армий. Он — полутруп, неуловимую искру жизни в котором поддерживают древние технологии и ради чего ежедневно приносится в жертву тысяча душ. И поэтому Владыка Империума никогда не умирает по-настоящему.
Даже в своем нынешнем состоянии Император продолжает миссию, для которой появился на свет. Могучие боевые флоты пересекают кишащий демонами варп, единственный путь между далекими звездами, и путь этот освещен Астрономиконом, зримым проявлением духовной воли Императора. Огромные армии сражаются во имя Его на бесчисленных мирах. Величайшие среди его солдат — Адептус Астартес, космические десантники, генетически улучшенные супервоины.
У них много товарищей по оружию: Имперская Гвардия и бесчисленные Силы Планетарной Обороны, вечно бдительная Инквизиция и техножрецы Адептус Механикус. Но, несмотря на все старания, их сил едва хватает, чтобы сдерживать извечную угрозу со стороны ксеносов, еретиков, мутантов. И много более опасных врагов.
Быть человеком в такое время — значит быть одним из миллиардов. Это значит жить при самом жестоком и кровавом режиме, который только можно представить.
Забудьте о достижениях науки и технологии, ибо многое забыто и никогда не будет открыто заново.
Забудьте о перспективах, обещанных прогрессом, о взаимопонимании, ибо во мраке будущего есть только война. Нет мира среди звезд, лишь вечная бойня и кровопролитие, да смех жаждущих богов.
Полки, отслужившие более десяти лет, обычно выводятся из зон затянувшейся войны и превращаются в армии колонизаторов. Они не только лучшие солдаты, но еще и старейшие из них, преданно служившие Императору столь долгий срок. Их вознаграждают правом завоевать себе новый мир. И если им это удается, весь полк удостаивается величайшей чести, какую только может предложить Империум, — благодарности самого Императора и права поселиться на захваченной планете. Именно с этого и начиналась история многих миров, входящих в состав Империума. Их жители являются потомками закаленных в боях ветеранов победоносных армий Гвардии.
Тактика Империалис, записки командора на затянувшейся службе.
Порой призраки минувших дней отказываются уходить…
Бар был полон людей, и воздух, просто кипящий от возмущения, казалось, окатывает бурлящими волнами тело Ганнона Мербала. Он прямо-таки осязал ненависть к тому, что воплощает, в каждом приглушенном шепоте, каждом настороженном, а порой и явно угрожающем взгляде. Солдат поднял стопку, стоящую перед ним, и одним глотком приговорил обжигающее пойло.
Грубая выпивка опалила его глотку, и Мербал закашлялся, на секунду задумавшись, а не подмешал ли ему этот угрюмый ублюдок за барной стойкой прометия, так, шутки ради. Затем солдат грохнул стопку обратно на мятую металлическую поверхность стола и посмотрел прямо в желтые глаза бармена, пытаясь отыскать в них подтверждение своим догадкам.
Да, у того на лице застыла все та же маска отвращения, что и у остальных аборигенов. Ганнон нисколько не сомневался, что бармену ничего не стоит попытаться отравить награжденного медалями имперского солдата из армии Ачаманских Фалькат, но затем, когда алкоголь растекся по его венам теплом, Мербал улыбнулся тому, сколь эффективно крепкий напиток заглушает отчаянный крик, звенящий под черепом.
Ганнон плавно опустил голову и прислонился лбом к прохладному металлу стойки.
— Еще одну, — произнес солдат, и бармен снова нацедил в стопку мутное пойло. Мербал тяжело вздохнул, ощущая вонь собственного пота и вины, и закрыл глаза, чтобы не видеть своего располневшего брюха и обвисшей от жира груди.
Потом он поднял голову, разглядывая стойку и стопку с выпивкой на ней.
Судя по рисунку, образованному заклепками, и потускневшей фабричной гравировке, когда-то эта барная стойка была неотъемлемой частью «Химеры». Гнезда, куда раньше вставлялись лазганы, теперь служили в качестве пепельниц для раздавленных окурков сигарет с лхо. Мутную и обжигающе крепкую отраву здесь гнали в заржавленном топливном баке, снятом некогда с «Адской гончей». Выпивка была просто убийственной, но только она и могла заставить Ганнона Мербала забыть о Зоне Поражения.
Он вновь поднял стопку и залпом осушил ее, в очередной раз закашлявшись.
— Отличная, мать ее так, штука, — пробормотал Ганнон, высыпая на стойку горстку новеньких имперских монет. — Тащи сюда сразу бутылку, сраный козел.
Он услышал, как разговоры за его спиной неожиданно стихли, и обернулся; солдатское чутье еще не до конца было задавлено алкоголем. Сквозь завесу кальянного дыма Ганнон увидел, что практически каждое лицо в этой забегаловке сейчас обращено к нему.
— На что уставились? — взревел он, и его ярость забила даже куда более глубокое желание, терзавшее его разум. — Я здесь по праву! Мы победили вас. Вы — проиграли. Смиритесь.
— Вот твоя выпивка, — произнес бармен, грохнув бутылкой синего стекла без этикетки о стойку, — а эти чертовы монеты можешь оставить себе, мне не нужны кровавые деньги. И выметайся отсюда.
Ганнон подхватил бутылку, но даже не потянулся к деньгам, лежащим перед ним. Он просто сорвал зубами крышку с горлышка и налил себе выпить.
— Почему ты продолжаешь приходить сюда? — раздался голос у него за спиной.
Ганнон, пошатываясь, развернулся на стуле, чтобы увидеть перед собой высокого, поджарого мужчину с выбритой головой и длинной, расчесанной на две косы бородой. Левую половину его лица покрывала паутина бледных шрамов. Мербал достаточно повидал в своей жизни ветеранов войн, чтобы опознать след от лазерного ожога.
Этот мужчина носил точно такую же потертую коричневую робу, как и все остальные, но если те предпочитали поверх накидывать пепельно-серые плащи, то незнакомец носил плащ, выкрашенный в зеленые и золотые цвета Сынов Салинаса.
— Я мог бы приказать арестовать тебя за эту одежку, — заметил Ганнон.
— Посмотрел бы я, как у тебя это получится, — ответил человек. Мербал постарался сфокусировать свой взгляд, чтобы рассмотреть собеседника. Тот был не вооружен, но источал вокруг ауру опасности, словно заточенный клинок, а в глазах его светилась с трудом сдерживаемая злость.
— Кто ты? — спросил Ганнон.
— Полагаю, ты уже знаешь мое имя.
— Думаю, да, — ответил солдат, глядя, как люди за спиной этого человека осторожно протягивают руки куда-то под полы своих плащей. — За тебя объявлена награда… не помню только, за живого или за мертвого.
