Ты проигнорировала мои предупреждения. Если ты будешь настаивать на своем плане, я разоблачу тебя…
— Нашла! — вскрикивает Энн.
— Кто-то поднимается по лестнице! — громко шепчет Фелисити, в голосе слышится паника.
Я торопливо кладу все на место и закрываю дверцы шкафа. Энн хватает свое письмо, и мы быстро уходим по коридору.
У обитой толстым сукном двери нас встречает хмурая Бригид.
— Вы прекрасно знаете, что вам нельзя заходить на учительскую половину!
— Нам показалось, что мы слышали какой-то шум, — легко врет Фелисити.
— Да, и мы ужасно испугались! — добавляет Энн.
Бригид всматривается в коридор с подозрением и тревогой.
— Я лучше позову миссис Найтуинг, и…
— Нет! — одновременно произносим мы.
— В этом нет необходимости, — говорю я. — Мы там просто ежика видели.
— Ежа? — бледнеет Бригид. — Пойду за метлой! Он не будет тут вонять в моем доме!
— Но это был всего лишь призрак, Бригид! — говорю я ей вслед. — Думаю, это был даже французский ежик.
— Французский ежик? — повторяет Фелисити с озадаченным видом.
— Oui, — киваю я.
Энн прижимает письмо к груди.
— Мы нашли то, что искали. Идемте. Я хочу узнать свою судьбу.
Мы спешим к церкви. День еще не закончился, но солнце быстро катится к горизонту.
— И что там говорится?
Фелисити пытается заглянуть в письмо, но Энн не готова показать его нам.
— Энн! — восклицаем мы с Фелисити.
— Хорошо, хорошо.
Энн протягивает нам письмо, и мы жадно вырываем его из ее рук.
— Читайте вслух. Я хочу знать, что мне все это не снится!
— «Моя дорогая мисс Уошбрэд, — в унисон начинаем мы с Фелисити. Энн, закрыв глаза и крепко сжав губы, впитывает каждое слово. — Надеюсь, мое письмо застанет Вас в добром здравии. Я поговорила с мистером Кацем, и он готов предложить Вам встречу в следующий понедельник, в два часа дня. Советую Вам не опаздывать, дорогая, потому что ничто не может так испортить настроения мистера Каца, как отсутствие пунктуальности. Я рекомендовала ему Ваш талант. А Ваша красота сама скажет все за себя. Искренне Ваша, Лили Тримбл».
— Ох, Энн, это же прекрасно! — говорю я, возвращая письмо.
Энн тут же засовывает его за ворот платья, поближе к сердцу.
— Да, да, да, ведь правда?
Радость преображает Энн. Она как будто даже становится выше, переполненная надеждой.
Держась за руки, мы бежим к церкви, а день наконец встает на якорь, погружаясь за край земли, оставляя за собой лишь слабый розовый след.
Одна из младших девочек стоит на кафедре, читая вслух огромную Библию. Девочка совсем юная, ей лет десять, не больше, и она старательно выговаривает слова, отчаянно шепелявя, а мы хихикаем, прикрываясь книгами.
— «И сказал змей жене: нет, вы не умрете…»
— Джемма, — шепчет Энн, — но я не могу отправиться на встречу с мистером Кацем.
— О чем это ты? — бормочу я из-за книги.
На лицо Энн набегает тень, гася ее недавнюю радость.
— Он ведь думает, что я — Нэн Уошбрэд.
— Это всего лишь имя. Лили Тримбл тоже свое сменила.
Сесили шикает на меня, но я изо всех сил делаю вид, что ничего не заметила.
— Но в письме написано: «Ваша красота сама скажет все за себя». Разве ты не понимаешь? Я совсем не та девушка. Одно дело — создать иллюзию, но… но как ее удержать навсегда?
— «Но знает Бог, что в день, когда вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло…»
— Мы будем как боги, — передразнивает шепелявящую девочку Фелисити, и на нашей скамье раздается натужный кашель, которым мы пытаемся прикрыть смех.
Мисс Мак-Клити поворачивает голову и щурится на нас. Мы поднимаем Библии, будто в школе миссионеров. Миссис Найтуинг сидит прямо, глядя вперед, и выражение ее лица такое же непроницаемое, как у сфинкса.
Мои мысли возвращаются к письму, спрятанному в шкафу директрисы. На какие предупреждения могла не обратить внимания миссис Найтуинг? Что за план?..
Внезапно слова Библии сливаются в неясный шум, а мир снова замедляет движение, почти останавливаясь. Девочка, стоящая на кафедре, прекращает мучительное чтение. В церкви становится душно; я потею.
— Энн? Фелисити? — зову я, но они принадлежат другому времени.
Слащавое шипение разносится по церкви.
— Фе-фелисити… — шепчу я, но она не может меня услышать.
Шипение повторяется, на этот раз громче. Справа. Я медленно поворачиваюсь, сердце набирает темп. Взгляд с трудом преодолевает невероятное расстояние от пола до витражного окна, где изображены ангел и горгона.
— Ох, боже…
В панике я шарахаюсь, но путь мне преграждают неподвижные девушки, так что я могу лишь в ужасе смотреть, как оживает витраж. Как на представлении братьев Вольфсон, ангел вдруг шагает ко мне, держа над собой голову горгоны. А потом голова открывает глаза и начинает говорить.
— Опасайся рождения мая… — шипит она.
С громким вскриком я прихожу в себя, и мир обретает естественную скорость. Я свалилась на Энн, а та — на Фелисити, и так далее, как костяшки домино.
— Джемма! — окликает Энн, и только тогда я осознаю, что крепко вцепилась в нее.
— П-прости… — бормочу я, вытирая со лба пот.
— Ух… Вот, возьми. — Фелисити протягивает мне носовой платок.
Взрываются звуком трубы органа, призывая нас к пению, и я надеюсь, что оглушительная музыка помешает услышать, как колотится мое сердце. Звучит гимн, и девичьи голоса взмывают в воздух. Мои губы шевелятся, но петь я не могу.
«Не смотри, не смотри туда…» Но я должна, я должна…
Я очень осторожно кошу глаза вправо, где несколько мгновений назад кровавый трофей ангела прошипел предостережение, которого я не понимаю. Но лицо ангела снова выглядит мирным и спокойным. А глаза горгоны закрыты. Это просто картина на окне, ничего, кроме цветных стекол.
Кровь все еще бурлит, поэтому я устраиваюсь в одиночестве и читаю письмо из дома. Это обычная болтовня бабушки, о том или ином приеме, перечисление всех последних сплетен, но я не слишком всем этим интересуюсь. Правда, я с удивлением читаю, что Саймон Миддлтон спрашивал обо мне, и на мгновение уныние рассеивается, но я тут же становлюсь противна самой себе из-за того, что с такой легкостью позволяю мыслям сосредоточиться на каком-то мужчине; и так же быстро забываю об этом, трижды прочитывая упоминание о Саймоне.
