Том мрачно поглядывает на карманные часы, горько жалуясь:
— Ну и где же она? Ох, женщины… Никогда не приходят вовремя.
— Том, тот клуб, в который тебя хотят принять… — начинаю я, но тут является миссис Чанс, и Том поспешно передает меня с рук на руки.
— Веселей, Джемма! Желаю приятной поездки!
Наскоро обменявшись любезностями с моим братом, миссис Чанс, которая, благодарение небесам, не слишком интересуется мной, как и я ею, начинает заниматься багажом. Она предлагает носильщику за труды пенни. Он бросает на нас презрительный взгляд, и я быстро роюсь в кошельке, чтобы дать ему немного больше. Миссис Чанс — не очень хорошая сопровождающая, потому что я тут же ее теряю, но потом замечаю, что она садится в вагон, и спешу ее догнать.
— Не вы это уронили, мисс?
Я оборачиваюсь — и вижу мистера Фоулсона, который протягивает мне дамский носовой платок. Платок не мой, но это не имеет значения; он всего лишь повод, чтобы заговорить со мной.
— Держитесь подальше от моего брата, или…
— Или что, прелесть моя?
— Я обращусь к властям.
Фоулсон смеется.
— И что вы им скажете? Что ваш брат вступил в какой-то мужской клуб, но вы этого не одобряете? Да уж, меня еще до утра отправят в тюрьму Ньюгейт!
Я понижаю голос до свистящего шепота:
— Оставьте его в покое, или я… я…
Улыбка мистера Фоулсона тает, он смотрит на меня жестко и пристально.
— Что — вы? Примените ко мне свою силу? Но у вас ведь ее больше нет, не так ли, прелесть моя?
Магия бьется во мне, как лошадь, готовая к скачке, и мне приходится прилагать все силы, чтобы обуздать ее. Я не должна ее выпускать; пока — не должна.
Миссис Чанс зовет меня, высунувшись в открытое окно купе, кашляя от паровозного дыма:
— Мисс Дойл! Мисс Дойл! Поспешите!
— Отличный парень ваш брат. Изо всех сил рвется наверх. А из этого можно извлечь многое. Амбиции против магии. Удачной поездки, мисс Дойл. Уверен, мы скоро снова увидимся.
Я отправляюсь в свое купе, сажусь рядом с миссис Чанс, и поезд трогается. Угрозы Фоулсона не выходят у меня из головы, и мне очень хочется, чтобы нашелся кто-то, с кем я могла бы поделиться своими страхами. Поезд полон людей, желающих поскорее добраться до каких-то нужных им мест или радующихся, что они от кого-то сбежали. Они болтают друг с другом; матери предлагают детям что-нибудь вкусное, чтобы те не капризничали; отцы восхищенно наблюдают за своими отпрысками; леди, путешествующие вместе, любуются проносящимися мимо пейзажами и обмениваются восторженными улыбками. Я не в состоянии удерживать магию, она давит на меня изнутри, и я боюсь, что могу сойти с ума. Я пытаюсь остановить эту бурю, но это оказывается слишком трудно в шуме и суете вагона, и потому я делаю то единственное, что умею: высказываю желание ничего не слышать. И вскоре я остаюсь одна в коконе тишины, хотя жизнь бьется вокруг меня.
А я гадаю, что мне пользы от всей этой силы, если из-за нее я чувствую себя еще более одинокой?
Действие третье
СУМЕРКИ
Абсолютная власть разрушает абсолютно.
Лорд Эктон
Глава 26
Два дня спустя
АКАДЕМИЯ СПЕНС
На нас снова обрушился дождь. Уже два дня он держит нас взаперти, заливая лес и превращая лужайку в сплошную грязь. Он колотит в окно спальни, и я наконец снимаю промокший красный платок, который вывесила сразу после возвращения из Лондона, и снова прячу его под подушку, подальше от глаз. Картик прежде являлся сразу, но не теперь. И я впервые пугаюсь, что он отправился в Бристоль, на «Орландо», даже не потрудившись попрощаться со мной. Но ведь всего лишь вчера я видела его через окно. Он заметил красный платок — и ушел, не оглянувшись.
С того момента я трижды начинала писать ему письмо.
Мой дорогой Картик!
Боюсь, я должна прекратить наше знакомство. Прилагаю к письму платок. Пожалуйста, воспользуйся им, чтобы осушить свои слезы — то есть, конечно, если ты способен их пролить, в чем я начала уже сомневаться.
С любовью — Джемма.
Дорогой Картик!
Я чудовищно огорчена тем, что ты ослеп. А ты должен был ослепнуть, потому что иначе ты бы обязательно заметил красный платок, который я прикрепила под окном моей спальни, и понял бы смысл этого действия. Но хотя ты и слеп, как мистер Рочестер, я хочу, чтобы ты знал: я остаюсь твоим другом и приложу все усилия к тому, чтобы навестить тебя в твоем убежище.
С огромной симпатией — Джемма Дойл.
Мистер Картик!
Я больше не считаю Вас своим другом. Когда я стану важной леди, я пройду по улице мимо Вас, не озаботившись даже кивнуть. Если Вы точно так же будете относиться к «Орландо», он наверняка затонет.
С сожалениями — мисс Дойл.
Рука снова повисает над листом бумаги, пока ум ищет слова, выражающие мои чувства, но находятся только вот эти: «Милый Картик… Почему?..» Я рву листок на мелкие кусочки и скармливаю их огоньку свечи, наблюдая, как они чернеют и съеживаются по краям, и точно так же мое сердце темнеет, дымится и распадается в пепел.
Энн и Фелисити наконец-то тоже вернулись, и мы вновь собрались все вместе в большом холле. Фелисити рассказывает о визите к леди Маркхэм, а Энн с ужасом перечисляет чудовищные поступки Лотти и Кэрри. Но мои мысли далеко; мои тревоги, связанные с Картиком, Фоулсоном и Томом, приводят меня в мрачно-насмешливое настроение.
— А потом леди Маркхэм представила мне своего сына, Горация, тупого, как глиняный горшок. Впрочем, я уверена, поговорить с горшком было бы куда интереснее.
Энн смеется.
— Неужто уж он настолько плох?
— Именно настолько. Но я любезно улыбалась и изо всех сил старалась не показать, как я зла, так что все обошлось. Я уверена, я завоевала и привязанность леди Маркхэм, и ее покровительство.
— А знаете, что мне сказала Шарлотта? — сердится Энн. — «Когда ты станешь моей гувернанткой, я буду делать, что мне вздумается. А если ты меня не послушаешься, я скажу матушке, что видела, как ты рылась в ее драгоценностях! И тебя выставят на улицу без рекомендаций!»
Даже Фелисити ошеломлена.
— Да она настоящее отродье! Ее следует подвесить вверх ногами! Ты должна радоваться, что в конце концов вообще не станешь гувернанткой!
— Только если встреча с мистером Кацем пройдет удачно, — говорит Энн, грызя ноготь. — Я очень надеюсь, что мое письмо скоро до него дойдет.
— Я в этом не сомневаюсь, — зевая, говорит Фелисити.
— Джемма, а как ты провела каникулы? — спрашивает Энн.
