Я не могу выбросить из головы Картика, его холодность. Когда я в последний раз видела его в Лондоне, он обещал мне преданность. И что могло случиться, куда пропала его привязанность ко мне? Или такое вообще свойственно мужчинам — преследовать девушку, чтобы потом отбросить ее, как нечто ненужное? При этом Картика терзают мысли об Амаре, и мне бы хотелось сказать что-то такое, что утешило бы его, но я не видела его брата, хотя как раз это, возможно, и должно утешать.
И еще мое новое видение… «Дерево Всех Душ живо». Какое дерево? Где оно? Почему оно имеет особое значение? «Только ты одна можешь спасти нас…»
— Джемма, о чем это ты размечталась? — поддразнивает меня Фелисити.
Ей хочется расспросить меня как следует.
— Я… я не мечтаю.
Я проливаю с ложки суп, вызывая тем самым недовольный взгляд Сесили.
— Нет. Конечно же, нет. Ты просто забыла, как люди улыбаются. Может, тебе напомнить? Это очень просто, видишь?
Фелисити сияет обаянием. Я отвечаю ей напряженной улыбкой, от которой, я уверена, вид у меня становится таким, будто меня мучают газы.
«Я решил не возвращаться». Почему я не могу вытряхнуть из мыслей эту коротенькую фразу?
— Надо будет сказать Пиппе, что суп здесь такой же ужасный, как и при ней, — хихикая, шепчет мне на ухо Фелисити.
Пиппа. Еще один груз на душе, потому что сегодня ночью я должна вернуться в сферы и помочь Пиппе перейти через реку, в тот мир, что лежит по другую сторону нашего… каким бы он ни был.
— Нет, в самом деле, Джемма, ты действительно о чем-то слишком усердно думаешь, и это продолжается с полудня, — сердито говорит Фелисити, когда мы идем по аккуратно подметенной дорожке к церкви, на вечернюю молитву. — И мне кажется, я знаю, о чем. Я видела, как ты разговаривала с тем индийцем.
Одним лишь словом «индиец» она превращает Картика в ничто.
— Ты имеешь в виду Картика? — холодно спрашиваю я.
Энн настораживается.
— Так он вернулся?
Ну вот! Теперь они обе начнут приставать ко мне — Фелисити с фальшивым сочувствием и Энн с тревожащим, каким-то зловещим взглядом.
— Да, это именно он. И что он сказал на этот раз?
Фелисити таращит глаза, изображая предсказательницу:
— «Не прикасайся к магии! Не входи в сферы! Призрак Якоба Марли заберет твою душу, если ты сделаешь это! Сиди дома и штопай чулки, как и подобает хорошей доброй девушке!» А?
— Вижу, ты не потеряла свой драматический талант. Энн, не позволяй ей понапрасну его растрачивать, — говорю я, надеясь переменить тему.
— Но он так сказал? — настаивает Фелисити.
— Он всего лишь вежливо попрощался.
Я не желаю обсуждать с ними Картика. Фелисити его недолюбливает, и если я скажу ей правду, для нее это станет поводом к злорадству. И ее уже не остановишь.
— Но если я и задумчива сегодня, так это потому, что у меня снова было видение… первое после Рождества.
Глаза Энн округляются. Фелисити дергает меня в сторону, пропуская других девушек.
— И что ты видела?
— Леди, которая уже приходила в видениях. Она то ли помощница мага, то ли медиум, я видела ее вместе с доктором Ван Рипплем, иллюзионистом. Она в трансе пишет разное на грифельной доске — очень странные вещи.
— Что именно? — напирает Фелисити.
На дорожке появляются миссис Найтуинг и мадемуазель Лефарж. Они разговаривают так, как разговаривают леди, когда их никто не видит. Они держатся свободно, весело. Мы стараемся обогнать их на несколько шагов.
— «Нас предали. Она обманщица. Дерево Всех Душ живо. Правда в ключе».
Фелисити обычно прислушивается к моим словам, но сейчас она смеется.
— Дерево? Ох, в самом деле, Джемма… Ты уверена, что не стукнулась обо что-то головой, когда упала с велосипеда?
Я не обращаю внимания на оскорбление.
— Картины в моих видениях не всегда рассказывают понятную историю. Но думаю, эта леди мертва.
— Мертва? Правда? — переспрашивает Энн с таким возбужденным видом, что сразу вспоминаешь о ее страсти читать о всяких ужасах. — Но почему ты так полагаешь?
— Потому что я видела, как ее вытаскивали из Темзы, она утонула.
— Утонула… — повторяет Энн, находя в этом странное удовольствие.
Впереди открытая дверь церкви. Свечи бросают на окна трепещущий свет, оживляя стеклянные картины.
— Когда встречаемся? — шепотом спрашивает Фелисити.
— Не сегодня. Я слишком устала от велосипедной прогулки. Мне нужно выспаться.
— Но, Джемма! — протестует Фелисити. — Мы должны туда вернуться! Пиппа ждет нас!
— Мы отправимся в сферы завтра вечером, — говорю я, заставляя себя улыбнуться, хотя мне дурно от мысли о том, что я должна сделать.
Глаза Фелисити наполняются слезами.
— Мы наконец-то снова нашли дорогу в сферы, а ты хочешь лишить нас такого счастья!
— Фелисити… — начинаю я.
Но она поворачивается ко мне спиной, и я осознаю, что сама заставляю подруг возненавидеть меня… и мне очень, очень трудно это вынести.
Лес вдруг освещается танцующими лучами фонарей. Явились цыгане; Картик тоже среди них, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не ловить его взгляд, и становлюсь противна сама себе из-за этого желания.
— Эй, что это такое? — резко спрашивает миссис Найтуинг. — Что все это значит?
Предчувствуя стычку, девушки выбегают из церкви и толпятся у двери, несмотря на то что мадемуазель Лефарж пытается загнать их обратно. Она могла бы с таким же успехом гоняться за курами под проливным дождем.
— Мы просто осматриваем лес, — объясняет Итал.
За пояс у него заткнут пистолет.
— Осматриваете лес, но зачем, скажи на милость? — ощетинивается миссис Найтуинг.
— Матери Елене не нравится то, что она ощущает. А мне не нравится то, что я вижу.
Он резким кивком указывает на палатки рабочих.
— Вы не станете скандалить с людьми мистера Миллера! — приказным тоном заявляет миссис Найтуинг. — Школа Спенс всегда была добра к матери Елене. И не заставляйте меня заходить слишком далеко!
— Мы хотим только защитить вас, — уверяет ее Итал, но миссис Найтуинг непоколебима.
— Мы не нуждаемся в защите такого рода, благодарю вас! Спокойной ночи.
Картик кладет руку на плечо Итала и что-то говорит ему на цыганском языке; Итал кивает. И ни разу Картик не посмотрел на меня. Наконец Итал машет рукой своим людям.
— Уходим, — говорит он, и цыгане поворачивают обратно, в лес, к своему лагерю.
