— Просто. Поезжай. И все.
И Фелисити сильным толчком отправляет мой велосипед по траве, вниз по склону, в сторону грязной дорожки. Кажется, время остановилось. Я одновременно и испугана, и радостно взволнована.
— Педали, Джемма! — кричит Фелисити. — Жми на педали!
Ноги толкают педали, и я несусь вперед, а у руля, похоже, есть какие-то свои соображения насчет направления движения. Я не могу справиться с рукоятками.
«Веди себя прилично, чертов велосипед!»
По моим венам вдруг проносится волна энергии. И велосипед становится невероятно легким. И не составляет никакого труда заставлять его двигаться.
— Ха! — кричу я.
Магия! Я спасена! Я объезжаю небольшой холмик, как какая-нибудь молодая американка из модного журнала. Девушки, столпившиеся на лужайке, приветствуют меня восторженными криками. Сесили вытаращила глаза и разинула рот.
— Вот так молодец эта девушка! — громко говорит инспектор Кент. — Она как будто всю жизнь на велосипеде ездила!
Рот Фелисити тоже приоткрылся.
— Джемма! — укоризненно произносит она, сообразив, в чем дело.
Но мне наплевать. Я без ума от велосипеда! Это невероятный, волшебный спорт! Ветер срывает с головы шляпу. Она катится вниз по холму, трое рабочих бросаются вдогонку. И со смехом сражаются между собой за то, кто именно вернет мне потерянное. Это — свобода. Я как-то странно, глубиной живота ощущаю вращение колес, как будто стала единым целым с машиной, и я уже просто не могу упасть. От этого во мне пробуждается дерзость. Прибавив скорости, я несусь вверх по холму и дальше, вниз по другому склону, к дороге, все быстрее и сильнее нажимая на педали. Колеса отрываются от земли, и одно краткое волшебное мгновение я лечу в воздухе. Хохоча, я отрываю руки от руля, бросая вызов судьбе и силе притяжения.
— Джемма! Вернись! — кричат девушки, но они зря стараются.
Я оборачиваюсь, чтобы весело помахать им рукой, а они становятся все меньше и меньше, удаляясь от меня.
Когда же я снова смотрю вперед, я вижу, что на дороге кто-то есть. Не знаю, откуда взялся этот человек, однако я несусь прямо на него.
— Берегись! — кричу я.
Человек отпрыгивает. Я теряю сосредоточение. Железная тварь больше не подчиняется мне. Она отчаянно мечется из стороны в сторону и наконец сбрасывает меня в траву.
— Позвольте вам помочь.
Мужчина протягивает руку, и я берусь за нее, поднимаюсь на дрожащие ноги.
— Вы ушиблись?
Я вся исцарапалась и, конечно же, ушиблась. Шаровары порвались, из-под них виднеются чулки, все перепачкано пятнами зелени и кровью.
— Вам бы следовало быть поосторожнее, — сержусь я.
— Вам бы следовало смотреть вперед, мисс Дойл, — отвечает он мне хорошо знакомым голосом, разве что немного более хриплым.
Я резко вскидываю голову — и вижу перед собой его: длинные темные локоны спадают из-под рыбацкой шапки. На спине — походный мешок. Парень одет в пыльные штаны с подтяжками и в простую рубашку, рукава закатаны до локтя. Все это так знакомо… Но все же это не тот мальчик, с которым я рассталась на Рождество. За прошедшие месяцы он превратился в мужчину. Плечи стали шире, черты лица заострились. И еще что-то в нем изменилось, что-то, чему я не могу найти определения. Мы стоим друг против друга, мои руки крепко сжимают руль велосипеда, и железная тварь разделяет нас.
Я выбираю слова, как будто перебираю острые ножи.
— Как приятно снова тебя увидеть…
Он осторожно улыбается.
— Ты, как я вижу, освоила велосипед?
— Ну, за эти месяцы вообще много чего произошло, — огрызаюсь я.
Улыбка Картика гаснет, и я ругаю себя за несдержанность.
— Ты сердишься.
— Ничуть, — возражаю я с коротким резким смешком.
— Я ведь тебя не корю за это.
Я нервно дергаю головой.
— Я все думала, что братство Ракшана… вдруг ты…
— Умер?
Я киваю.
— Вроде бы нет.
Он поднимает голову и я вижу темные круги под его глазами.
— Ты здоров? — спрашиваю я. — Ты не голоден?
— Пожалуйста, не надо обо мне беспокоиться.
Он наклоняется, и мне кажется, что он хочет меня поцеловать.
— А как сферы? Что там новенького? Ты вернула магию, создала союз? Сферы защищены?
Он только и хочет знать, что о делах в сферах. У меня внутри возникает такая тяжесть, как будто я проглотила кусок свинца.
— Я все держу в руках.
— А… а ты не видела в сферах моего брата? Ты видела Амара? — спрашивает он с отчаянной надеждой.
— Нет, не видела, — отвечаю я, смягчаясь. — Так ты… так ты не мог прийти раньше?
Он отводит взгляд.
— Я не хотел возвращаться.
— Я… я не понимаю, — бормочу я, когда ко мне возвращается дар речи.
Картик сует руки в карманы.
— Думаю, будет лучше, если мы пойдем разными дорогами. У тебя свой путь, а у меня свой. Похоже, наши судьбы больше не связаны.
Я моргаю, стараясь не подпустить к глазам слезы. «Только не реви, Джемма, ради всего святого!..»
— Н-но ты говорил, что хотел бы стать частью союза. Объединиться со мной… с нами…
— Я передумал.
Он держится так холодно, что я гадаю, а осталось ли у него живое сердце? Что вообще с ним произошло?
— Джем-ма! — кричит с другой стороны холма Фелисити. — Вернись, теперь очередь Элизабет!
— Они тебя ждут. Давай-ка помогу, — говорит Картик, протягивая руку к велосипеду.
Я дергаю машину в сторону.
— Спасибо, я не нуждаюсь в твоей помощи. Это не твоя судьба.
Толкая перед собой железную тварь, я бегу по дороге, чтобы Картик не заметил, как глубоко он меня ранил.
Я ухожу под тем предлогом, что мне нужно заняться ушибленной коленкой. Мадемуазель Лефарж предлагает помощь, но я клянусь, что отправлюсь прямиком к Бригид, чтобы она меня перевязала. Вместо того я ускользаю в лес и спешу к лодочному сараю, где могу спрятаться и заняться куда более глубокими ранами. Маленькое озеро отражает медленное движение скитальцев-облаков.
— Каролина! Каролина!
Старая цыганка, мать Елена, бродит по лесу. Ее серебристые волосы повязаны ярко-голубым платком. На груди висят ожерелья. Каждую весну, когда сюда являются цыгане, мать Елена приходит вместе с ними. Это ее дочь Каролину моя мать и Сара увели в восточное крыло, чтобы принести в жертву. Мать Елена не смогла вынести потерю горячо любимой дочери; она повредилась в уме и теперь больше похожа на призрак, чем на женщину. Она не отходит далеко от цыганского лагеря. В этом году я еще ее не видела и поражена, какой она стала худой и хрупкой.
