— Пиппа, — говорю я куда резче, чем мне бы хотелось, — можно с тобой поговорить в сторонке?
Пиппа кокетливо смотрит на девушек, слегка надув губки, и те смеются надо мной.
— Я всего на минутку, — говорит им Пиппа. — А вы пока можете потренироваться делать реверанс.
Мы с Пиппой идем по винтовой лестнице. В огромную паутину попалась мышь. Она лежит в блестящем шелковом коконе, чуть живая, понимающая свою судьбу. Мы добираемся до конца лестницы, и я ощущаю в воздухе промозглый холод. Издали манят тени Зимних земель. Но сегодня я не так остро воспринимаю их песнь сирены. В памяти слишком ярок образ Креостуса, лежащего на земле.
Пиппа встает у окна. Окутанная подвижным сумрачным светом Зимних земель, с загадочной улыбкой на губах, она выглядит даже более прекрасной, чем обычно.
— Должна заметить, Джемма, ты не слишком рада за меня.
— Я всего лишь смущена. Как к тебе пришла эта сила? Ведь прошло несколько дней с тех пор, как я…
— К тебе это не имеет никакого отношения, — перебивает она, и я слышу в ее голосе ненависть. — Магия укоренилась во мне. Я не могу объяснить, почему это случилось. Но ты могла бы и порадоваться. Тебе бы следовало порадоваться за меня. Ты уже не так одинока.
Следовало бы. Эти слова, так похожие на корсет, предназначены для того, чтобы придавать нам нужную форму. Пиппа высовывается из окна и широко раскидывает руки, ветер с гор Зимних земель обнимает ее.
— Ох, как это радует!
Она хихикает.
— Пиппа, не высовывайся так! — тревожусь я.
Ее глаза превращаются в молочно-белые шарики.
— А почему? Со мной ничего не может случиться. Я бессмертна.
Она отходит от окна. Ее локоны превратились в спутанный ком.
— Джемма, я хочу, чтобы ты знала: хотя я и не одобряю твои переговоры с Цирцеей, я готова простить тебя.
— Ты… простить меня? — медленно произношу я.
— Да. Потому что я переродилась и вижу все совершенно отчетливо. Здесь произойдут перемены.
Она улыбается и целует меня в щеку, и от этого покалывает кожу.
— Пиппа, о чем ты говоришь?
Ее глаза меняются, как мираж: фиолетовые — голубовато-белые, фиолетовые — голубовато-белые… пока я наконец не перестаю понимать, какие из них настоящие, а какие — всего лишь ложная надежда в пустыне.
— У меня тоже было видение. Настанет новое время, возникнет новая империя в сферах. И те, кто не с нами, — те против нас. И еще есть вопрос тех, кто, по правде говоря, просто не годится для нового времени: это больные и нищие. Те, кто никогда не сможет по-настоящему что-то значить.
Ее лицо становится жестким.
— Выродки.
Пиппа берет меня под руку, и мне очень хочется оттолкнуть ее и убежать.
— Признаюсь, я не знаю, что делать с бедняжкой Вэнди, — со вздохом говорит Пиппа. — Она становится настоящей обузой.
Мой голос звучит не громче шепота:
— Что ты имеешь в виду?
Пиппа надувает губы, перепачканные ягодным соком.
— Она слышит крики, когда совершенно никто не кричит. Никто из нас ничего такого не слышит! Я уже ей говорила, чтобы она прекратила свои выходки. Я ей даже пощечину дала за это!
— Ты ударила Вэнди?!
В голосе Пиппы звучит жестокая решимость.
— Она пугает других девушек, и из-за этого им не хочется играть. Нет никаких криков! Ей просто нравится идти наперекор!
— Даже если ты ничего не слышишь, это не значит, что ничего такого нет.
На лице Пиппы возникает одна из ее самых детских улыбок.
— Ох, Джемма… Когда мы с тобой снова отправимся в Зимние земли? Разве это не интересно? Проплыть на лодке через то ущелье. Промчаться через вересковую пустошь и позволить Дереву Всех Душ нашептать нам, кто мы есть на самом деле, чем мы можем на самом деле стать…
— Ты так говоришь, словно уже ходила туда без нас.
Пиппа снова смотрит на меня с той странной улыбкой.
— Конечно же, нет. Я бы не пошла туда без тебя.
Леденящий порыв ветра врывается в окна башни. В мой ум вползает чудовищная мысль.
— Что случилось с мистером Дарси? — шепотом спрашиваю я и сама удивляюсь, как вдруг начинает колотиться сердце — быстро, неровно…
Пиппа долгое мгновение смотрит мне прямо в глаза.
— Это ведь всего лишь кролик. Кому он нужен?
Радостный смех плывет по лестничной шахте с нижнего этажа. Кто-то кричит:
— Пиппа, идем к нам!
Пиппа усмехается.
— Мои подданные ждут.
Она начинает спускаться по лестнице, и оборачивается, не слыша за спиной моих шагов.
— Ты идешь?
— Нет, — отвечаю я. — Я не в том настроении, чтобы танцевать.
Глаза Пиппы обретают цвет Зимних земель.
— Жаль.
Когда я наконец спускаюсь из башни, все девушки собрались в церкви. Фелисити и Пиппа сидят рядышком на троне, как особы королевской крови. Пиппа в одной руке держит какую-то палку, словно это скипетр, и на ней тот плащ, который Фелисити подарила несколько недель назад. Кажется, с того счастливого времени прошли многие годы. Энн прикрепляет шлейф к платью Мерси. Мэй натягивает на руки длинные перчатки; Бесси щелкает веером, то открывая его, то снова сворачивая. И только Вэнди сидит в одиночестве, держа в руках опустевшую клетку мистера Дарси.
— Теперь у вас появился наконец шанс стать настоящими леди, и никто не скажет вам, что вы не такие же, как лучшие из них, — возвещает Пиппа.
Глаза девушек сияют. На голове Пиппы гордо красуются страусиные перья, как у настоящей дебютантки, которой ей никогда не стать в нашем мире.
— Мисс Бесси Тиммонс! — выкрикивает Фелисити, и стены замка отзываются стоном.
Под тонким слоем иллюзии лианы продолжают свое ползучее наступление.
Девушки одна за другой торжественно скользят к Пиппе. Они приседают перед ней в низком реверансе, и она сдержанно кивает и позволяет им подняться. Когда они пятятся назад, их лица светлы, восторженны. Они всем сердцем верят, что действительно стали настоящими леди.
А по взгляду Пиппы я вижу, что она безоглядно верит в то, что она — королева.
Я бегу по пыльным коридорам Храма, проношусь мимо пораженной Аши, я спешу прямиком к колодцу вечности. Цирцея плавает там точно так же, как каждый раз, когда я прихожу сюда.
Каждый раз. Я и не осознавала, как много раз сюда приходила.
— Кентавра Креостуса кто-то убил, — говорю я. — Ты имеешь какое-то отношение к этому?
— Да как бы я могла, находясь здесь? — говорит Цирцея, но меня это не успокаивает.
