У меня все еще покалывает кожу от магии. Я растираю руки, словно могу так прогнать ее. Меня захлестывают крики, вздохи, растерянность, и сквозь все это — где-то вдали — я слышу резкий шелест крыльев. Что-то едва заметно светится в углу, рядом с драпировками. Я подхожу поближе. Это та самая нимфа, которую я видела как-то ночью, та самая, которая сумела вырваться из колонны. Она прячется в складках бархата.
— Как… как ты здесь очутилась? — спрашиваю я.
— А я действительно здесь? Ты меня видишь? Или это лишь твой ум говорит тебе, что я здесь?
Она проносится над головой. Я пытаюсь ее схватить, но в руке остается лишь воздух. Фея хихикает.
— Забавно. То, что ты сделала с той смертной. Мне нравится.
— Ничего тут нет смешного, — возражаю я. — Это было ужасно.
— Ты с помощью магии заставила ее упасть. Ты очень сильна.
— Я не хотела, чтобы она падала!
— Мисс Дойл! С кем это вы разговариваете? — спрашивает мадемуазель Лефарж.
Я отвлекла внимание от Сесили. Все теперь смотрят на меня.
Я оглядываюсь, но никого не вижу. За спиной только занавеска.
— Я… я…
Мисс Мак-Клити с другого конца комнаты смотрит на меня, потом на Сесили, потом снова на меня, и на ее лице появляется тревожное выражение.
— Это ты сделала? — всхлипывает Сесили.
В ее глазах светится искренний страх.
— Я не знаю, как она это сделала, миссис Найтуинг, но это она! Она дурная девушка!
— Дурная! — хихикает нимфа рядом с моим ухом.
— Ты бы заткнулась! — рявкаю я на нимфу.
— Мисс Дойл? — недоумевает мисс Лефарж. — С кем вы…
Я не отвечаю и не жду разрешения уйти. Я выбегаю из комнаты, несусь к выходу, за дверь, не заботясь о том, что могу получить сотню плохих оценок за поведение и мне придется веки вечные подметать пол. Я бегу мимо ошеломленных рабочих, пытающихся вернуть прошлое восточного крыла с помощью свежего белого известняка. Я бегу, пока не оказываюсь у озера, и там падаю в траву. Я лежу на боку, свернувшись, пытаюсь отдышаться и смотрю на озеро сквозь высокую траву, которая радуется моим слезам.
Из-за деревьев осторожно выходит робкая гнедая кобыла. Она опускает морду к воде, но не пьет. Она подходит поближе ко мне, и мы с опаской смотрим друг на друга, два потерявшихся существа.
Кобыла совсем рядом, и я вижу, что это Фрея. На крепкой спине — седло, и я гадаю: если ее запрягли, то где же всадник?
— Эй, привет, — говорю я.
Фрея фыркает и беспокойно качает головой. Я глажу ее по морде, и она не возражает.
— Давай я отведу тебя домой.
Цыгане обычно не слишком радуются моему приходу, но сегодня они вообще бледнеют, увидев меня. Женщины прижимают к губам ладони, как будто стараясь удержать рвущиеся наружу слова. Кто-то зовет Картика.
— Фрея, плохая девочка! Мы тревожились за тебя, — говорит он, прижимаясь головой к морде лошади.
— Я ее нашла около озера, — равнодушно произношу я.
Картик гладит кобылу.
— Где же ты была, Фрея? И где Итал? Вы его видели, мисс Дойл?
— Нет, — отвечаю я. — Она была одна. Потерялась.
Мы с ней — родственные души.
Картик серьезно кивает. Он отводит Фрею к привязи и дает овса, лошадь начинает с жадностью есть.
— Итал поехал на ней вчера ночью и не вернулся.
Мать Елена разговаривает с цыганами на их языке. Мужчины неловко топчутся на месте. Кто-то из женщин тихонько вскрикивает.
— О чем они говорят? — спрашиваю я Картика.
— Они говорят, он мог превратиться в духа. Мать Елена настаивает на том, чтобы сжечь все его вещи, чтобы он не вернулся сюда и не стал нас преследовать.
— И ты тоже думаешь, что он мертв? — спрашиваю я.
Картик пожимает плечами.
— Рабочие Миллера говорили, что рассчитаются за своих. Мы будем его искать. Но если он не вернется, цыгане уничтожат все его следы.
— Я уверена, он придет, — говорю я и снова отправляюсь к озеру.
Картик идет за мной.
— Я привязал платок к иве еще три дня назад. Я ждал тебя.
— А я не пришла, — отвечаю я.
— Ты теперь вечно будешь меня наказывать?
Я останавливаюсь и поворачиваюсь к нему лицом.
— Мне нужно с тобой поговорить, — тихо произносит Картик.
Под глазами у него — темные круги.
— Мне снова снятся те сны. Я в каком-то пустынном месте. И там стоит дерево, высокое, толстое, как десять человек, страшное и величественное. Я вижу Амара и огромную армию мертвых. Я сражаюсь с ними так, словно от этого зависит спасение моей души.
— Стой! Я не хочу ничего больше слышать, — говорю я.
Я очень устала. «Как я устала от теней», — думаю я, вспоминая стихотворение, которое мисс Мур читала нам так много месяцев назад, «Леди Шелот».
— И ты тоже там, — чуть слышно добавляет Картик.
— Я?
Он кивает.
— Ты стоишь рядом со мной. Мы сражаемся вместе.
— Я рядом с тобой? — повторяю я.
— Да, — кивает Картик.
На его лицо падает солнечный луч, и я вижу крошечные золотистые пятнышки в его глазах. Он смотрит на меня так серьезно, что на мгновение мне хочется обнять его и поцеловать.
— Тогда тебе не о чем тревожиться, — говорю я, отворачиваясь. — Потому что это уж точно был всего лишь сон.
Сказать, что миссис Найтуинг недовольна мной — то же самое, что сказать, будто Мария-Антуанетта получила всего лишь легкую царапину на шее. Директриса выставляет мне тридцать минусов за поведение, и в наказание я должна неделю выполнять все ее приказы. Она начинает с того, что велит навести порядок в библиотеке, вот только это совсем не такая пытка, как она себе воображает, потому что время, проведенное в обществе книг, взбадривает мою душу. Если, конечно, моя душа может быть взбодрена.
Мисс Мак-Клити без стука входит в мою комнату и садится на единственный стул.
— Вы не явились на ужин, — говорит она.
— Я плохо себя чувствую.
Я натягиваю одеяло до подбородка, как будто могу таким образом защититься от ее любопытства.
— С кем вы говорили там, в бальном зале?
— Ни с кем, — отвечаю я, не глядя ей в глаза. — Я просто повторяла стихотворение.
— Вы сказали, что не хотели, чтобы она падала.
Она ждет от меня ответа. Я переворачиваюсь на спину и смотрю на потолок, в точку, где облупилась краска.
