— Эту девицу невозможно спасти. Кто пожертвует собой за нее?
Мы громко вопим.
Актер с разрисованным лицом поворачивается к нам той стороной, где изображена улыбка.
— Вот так всегда и бывает, приходится жертвовать невинной девой, чтобы успокоить злобную тварь. Кто посмеет с этим поспорить?
— Сомнения терзают нашего прекрасного героя, — гудит высокий актер, ведущий пьесу. — Ему понадобится помощь прекрасных и добрых леди, присутствующих здесь, чтобы собраться с силами и одержать победу. Вы подбодрите его?
— Да! — кричим мы.
Святой Георгий делает вид, что взвешивает ситуацию, а бумажный дракон неуверенной походкой приближается к Энн. Мы испускаем еще один ободряющий вопль, и святой Георгий решительно выхватывает меч. Начинается яростная битва. Наконец дракон повержен, но и святой Георгий ранен. Хватаясь за бок, он падает на землю, и мы замолкаем.
— Что это? — восклицает высокий актер, распахнув глаза. — Наш герой пострадал! Здесь есть доктор?
Ничего не происходит, и он с раздражением повторяет:
— Я спрашиваю, здесь есть какой-нибудь врач?
— Это я!
Почти беззубый актер, стоящий неподалеку от нас, вспоминает свою роль. Он бросается вперед. Одной рукой он придерживает цилиндр на голове, а в высоко поднятой другой несет стеклянный флакон.
— Я очень хороший доктор! И у меня есть волшебное средство, которое вернет здоровье и силы раненому. Но чтобы магия лекарства оказала свое воздействие, все до единого должны поверить в него — поверить и поддержать его!
Доктор с чрезвычайно торжественным видом подает флакон всем девушкам по очереди, прося добавить к лекарству свое искреннее желание. Потом подносит флакон к губам лежащего без чувств святого Георгия. Он вскакивает на ноги под наши одобрительные крики.
— Наш герой здоров! Твоя магия исцелила его раны! А теперь займемся прекрасной принцессой!
Святой Георгий бросается к Энн. Он, похоже, готов поцеловать ее в щечку, но громкое покашливание миссис Найтуинг заставляет его передумать. И он лишь легонько прикладывается к руке Энн.
— Принцесса спасена!
Энн с улыбкой оживает. И мы снова весело кричим. Актеры, прячущиеся в бумажном драконе, вскакивают и подходят к Энн и святому Георгию, двигая дракона так, что кажется, будто храбрый рыцарь и прекрасная дева едут верхом на страшной твари. Они весело машут нам руками. Дракон вдруг мяукает, заставляя нас расхохотаться. В общем, это счастливый и веселый конец, чего все и ожидали. Актеры раскланиваются, мы от души аплодируем. Старший кладет на землю шляпу, предлагая сделать пожертвования, «пусть даже совсем небольшие». Мы бросаем в шляпу монетки, к немалому неудовольствию миссис Найтуинг.
— Ладно-ладно, довольно уже, — говорит она, загоняя нас обратно в школу. — Не стоит простужаться.
— Энн, ты была великолепна! — говорю я, когда подруга присоединяется к нам.
Щеки у нее порозовели, глаза сияют. Это ее звездный час.
— Знаете, когда дракон очутился рядом со мной, я почувствовала настоящий страх! Это было так волнующе! Я могла бы выступать на сцене каждый вечер всю жизнь, и мне бы это никогда не надоело!
Энн качает головой.
— Если бы я могла вот сейчас спеть для мистера Каца, я бы это сделала без труда и ни от чего не стала бы отказываться. Вот только уже поздно. Они уехали.
Несколько младших девочек подбегают к Энн, чтобы поздравить ее и сказать, что она была настоящей принцессой. Энн купается в похвалах, застенчиво улыбаясь в ответ на комплименты.
И тут вдруг до моего слуха доносится звук, похожий на шипение газовой лампы перед тем, как она разгорится вовсю. У меня перехватывает дыхание. Меня как будто кто-то тянет куда-то. Все вокруг переворачивается вверх дном. Время замедляется. Девочки двигаются чрезвычайно медленно, ленты в их волосах, отрицая закон гравитации, повисают в воздухе, опускаясь с бесконечно малой скоростью. Звук их смеха низок и гулок. Губы Энн, произносящей что-то, изгибаются слишком медленно, чтобы я могла понять смысл слов. Кажется, что я одна двигаюсь с обычной скоростью. Как будто только я и осталась в живых.
Я оборачиваюсь к деревьям — и меня пробирает холодом. Актеры и не думали замедляться. Они уходят в лес, становясь все более прозрачными, и наконец от них остаются лишь слабые очертания. И прямо на моих изумленных глазах они превращаются в ворон и улетают прочь, темные крылья будоражат безмятежное небо. Необъяснимая тяга ослабевает, но я чувствую себя истощенной, как будто пробежала несколько миль.
Изо рта Энн вылетают слова:
— …осмелюсь сказать, ты согласна? Джемма! У тебя странный вид.
Я хватаю Энн за руку с такой силой, что она морщится.
— Джемма!
— Ты это видела? — выдыхаю я.
— Видела что?
— Бродячие актеры… они… они были вон там, а потом… они превратились в птиц и улетели!
В глазах Энн вспыхивает боль.
— Я не просила их выбирать меня на твое место.
— Что?.. Ох, нет, не в этом дело! — чуть более мягко говорю я. — Говорю же, вот только что актеры были там, а в следующее мгновение они превратились в птиц… как…
Я холодею еще сильнее.
— Точно как Маковые воины!
Энн всматривается в темноту. Фонарь актеров покачивается вдали, за деревьями, становясь все меньше по мере того, как они удаляются.
— Птицы несут фонарь?
— Но я…
Я умолкаю. Я уже не уверена в том, что видела.
— Энн Брэдшоу! — восклицает Элизабет. — Как ты могла не рассказать нам раньше, что умеешь так великолепно играть?
Они с Мартой налетают на Энн с восторгами, и Энн радостно отдается водовороту эмоций.
Я остаюсь на лужайке одна, пытаясь найти какие-то доказательства того, что мне не показалось. Но лес затих. В голове звучит голос Евгении Спенс: «Они могут заставить тебя видеть то, что им хочется. Ты как будто сойдешь с ума…» Я поворачиваюсь — и вижу миссис Найтуинг и мисс Мак-Клити, что-то обсуждающих. На лбу выступают капли холодного пота, и я быстро смахиваю их.
Нет. Я не стану их слушать, что бы они ни говорили. Я не их пешка, и я не безумна.
— Тьма играет злые шутки, Джемма, — говорю я вслух, чтобы успокоить себя. — Это ничего не значит. Ничего, ничего, ничего.
Я повторяю это слово с каждым шагом, пока наконец не убеждаю себя, что так оно и есть.
— Ведь правда, все прекрасно? Как в старые добрые времена, — говорит Энн, когда мы собираемся лечь спать.
— Да, — соглашаюсь я, расчесывая волосы щеткой.
Руки у меня все еще слегка дрожат, и я рада, что Энн сегодня очутилась в своей старой кровати.
