Прядь волос выбивается из аккуратной прически и прилипает к высокому гладкому лбу.
— Вот мы и встретились снова, кажется.
— Да, кажется.
Фелисити поглядывает на Горация сквозь полуопущенные ресницы. На ее губах играет застенчивая улыбка. Нечего и удивляться, что несчастный юноша совершенно одурманен.
— Я уверен, следующим танцем будет полька. Не согласитесь ли составить мне пару? — спрашивает Гораций, и это звучит как мольба.
— Мистер Маркхэм, вы очень любезны, только мы с вами танцевали уже довольно много, и я опасаюсь, что люди неправильно это поймут, — отвечает Фелисити, изображая чистую добродетель, и я прилагаю все силы, чтобы не расхохотаться.
— Да пусть их говорят.
Гораций поправляет жилет, как будто готовясь выйти на дуэль в защиту семейной чести.
— Как это благородно, — бормочу я.
Косой взгляд Фелисити говорит мне: «Да ты понятия не имеешь…» Леди Денби сидит за столиком, изящно ковыряя ложечкой пирожное. Она с неодобрительным видом наблюдает за нами, и это не ускользает от внимания Фелисити.
— Вы очень храбрый, мистер Маркхэм, — говорит она, позволяя Горацию увлечь себя на танцевальную площадку, и они проходят прямо мимо леди Денби.
— Наверное, в вашей танцевальной карте не осталось ни единой свободной строчки?
Я оборачиваюсь — и вижу Саймона Миддлтона, улыбающегося мне. В белом галстуке и фраке, с хитрыми искрами в глазах, он выглядит невероятно привлекательным.
— Я должна была сейчас танцевать с мистером Уитфордом, — отвечаю я.
Саймон кивает.
— Да-да, старина Уитфорд. Мало того, что он передвигается при помощи трости, так еще и память его подводит. Вполне возможно, что он забыл о вас, как ни жаль мне это говорить, но если и нет, мы можем успеть потанцевать и вернуться сюда снова до того, как он доковыляет до вас.
Я смеюсь, радуясь его восхитительному остроумию.
— В таком случае я согласна.
Мы скользим в толпе танцующих и оказываемся рядом с Томом, который сосредоточенно очаровывает партнершу.
— Мы с доктором Смитом вылечили этого несчастного от его иллюзий, хотя осмелюсь сказать, именно моя догадка помогла…
— В самом деле? — говорит девица, впитывая каждое слово, и я с трудом удерживаюсь, чтобы не подставить брату «рожки» двумя пальцами.
Миссис Таттл наконец вернулась из дамской комнаты. В руках у нее два стакана лимонада. Она видит меня танцующей с Саймоном, и на ее лице отражается ужас, потому что ее обязанность — предварительно осматривать каждого джентльмена, который попытается поухаживать за мной. Именно в ее руках ключ к воротам. Но она уже получила отставку, знает она об этом или нет. «Нет, миссис Таттл. Вам очень хочется остаться стоять там, на месте. Я прекрасно себя чувствую в объятиях Саймона. За мной не нужно присматривать. Прошу, просто наслаждайтесь лимонадом». Растерянно моргнув, миссис Таттл отворачивается и выпивает оба стакана.
— Я бы сказал, что ваша дуэнья держится как-то неуверенно. Она случайно не пьяница? — спрашивает Саймон.
— Нет, она пьет только лимонад, — отвечаю я.
Саймон улыбается, заигрывая.
— Мне кажется, вы в чем-то изменились.
— Вот как? В чем именно?
— М-м-м… Не могу понять. Мисс Дойл и ее тайны…
Он окидывает меня взглядом, который кажется чересчур дерзким, но, должна признать, очень волнует.
— И сегодня вечером вы просто чудесны.
— А ваша мисс Фэрчайлд сегодня здесь?
— Уж конечно, — отвечает Саймон, и мне не нужна сила сфер для того, чтобы ощутить тепло в его голосе.
Меня внезапно охватывают сожаления о том, что я отказала ему. Он так хорош собой и весел. Он считает меня прекрасной. А что, если я никогда не найду никого, подобного ему?
А что, если я могу снова его завоевать?
— Мисс Фэрчайлд — американка. Полагаю, она захочет вернуться домой, как только закончится сезон, — говорю я, придвигаясь чуть-чуть ближе к Саймону.
— Возможно, хотя она утверждает, что Англия ей вполне подходит.
Рука Саймона чуть крепче прижимается к моей пояснице.
— А каковы ваши планы, мисс Дойл? Вы уже обратили внимание на кого-то особенного?
Я думаю о Картике и тут же прогоняю эту мысль, пока у меня не испортилось настроение.
— Нет.
Большой палец Саймона легонько поглаживает мое платье. От его ласки у меня по спине пробегают мурашки.
— Приятная новость, — мягко произносит Саймон.
Танец заканчивается, и я, извинившись, ухожу в дамскую комнату, чтобы разгоревшиеся щеки могли остыть. Горничные стоят в ожидании, но мне не нужна их помощь. Волосы у меня слегка сбились, но я привожу их в порядок одним движением руки. Потом решаю, что не стоит труда заново надевать перчатки, и, встав так, чтобы никто не видел, сотворяю новую пару прямо на руках. И улыбаюсь результату своего труда.
— Добрый вечер, мисс Дойл.
Я оборачиваюсь — и вижу за спиной Люси Фэрчайлд.
— Мисс Фэрчайлд, — киваю я.
Она тепло улыбается мне.
— Изумительный бал, правда? Вы должны быть счастливы, что мисс Уортингтон — ваша подруга.
— Да, — с ответной улыбкой соглашаюсь я. — Так и есть.
— Я видела, как вы танцевали. Вы очень грациозны, — говорит она, и я краснею, подумав о руке Саймона на моей спине, о том, как я склонялась к нему…
— Спасибо, — благодарю я. — Хотя моя грация — вопрос весьма сомнительный, и я уверена, что Сай… мистер Миддлтон предпочел бы танцевать с вами.
Мы неловко обмениваемся улыбками, глядя друг на друга в зеркало. Мисс Фэрчайлд пощипывает щеки, чтобы вызвать румянец, хотя совсем в этом не нуждается. Она выглядит очаровательно.
— Ну… — произношу я, собираясь уходить.
— Да. Желаю хорошо провести вечер, — искренне говорит Люси Фэрчайлд.
— И вам желаю того же.
Звучит гонг, призывая рассеявшихся по дому гостей собраться в бальном зале. Лорд Маркхэм, пошатываясь, выходит в центр. Он заметно пьян, нос у него покраснел.
— Леди и джентльмены, наши уважаемые гости! — начинает лорд Маркхэм, не слишком отчетливо произнося слова. — Моя дорогая супруга устроила весьма волнующий прием сегодня вечером, с множеством невероятных зрелищ. К нам приехали кружащиеся дервиши Коньи, спасаясь от преследователей из Оттоманской империи, где недавно произошла чудовищная резня, устроенная армией султана. Подобные зверства нестерпимы! Мы должны…
Гости начинают покашливать. Женщины обмахиваются веерами. Леди Маркхэм умоляюще смотрит на супруга, прося не говорить больше о политике, и он кивает, устыдившись.
