— Она улыбается, так что, должно быть, все в порядке, — говорит рабочий.
Я чувствую себя очень странно. Кокаин. Я ведь объединилась с Вильгельминой Вьятт. Я чувствую то же, что и она. Но как, каким образом? Магия. Она все меняет. Она меняет то, что я вижу и ощущаю.
Мужчины подхватывают меня под руки и наполовину несут, наполовину волочат в кухню, к Бригид.
— Ох, святая Мария, что случилось? — спрашивает Бригид.
Она усаживает меня на стул у очага и выгоняет мужчин.
— Мы ее там нашли, у нее что-то вроде припадка случилось, — говорит рабочий и выходит за дверь.
Припадок. Как у Пиппы. Да, так оно и есть. У меня был припадок. Я смеюсь, хотя и понимаю, что мне как будто и ни к чему сейчас смеяться.
— Но с ней все в порядке? — спрашивает другой рабочий, снова заглядывая в кухню.
— Иди уже отсюда! Возвращайся к своим мужским делам! А это оставь нам, женщинам, — фыркает Бригид.
И я вижу по лицам рабочих: они рады, что их прогоняют.
Кухня. Смех. Припадок. Тайны, ведомые только женщинам.
На плечи ложится теплый плед. На плиту ставится чайник. Я слышу, как чиркает спичка, в очаге разгорается огонь.
— Ты неугомонная, как кошка! — бранит меня Бригид.
Вызвана миссис Найтуинг. Она подходит совсем близко ко мне, и я инстинктивно отшатываюсь. Не пыталась ли Вильгельмина предостеречь меня именно насчет Найтуинг?
— Ну и в чем теперь причина суматохи? — спрашивает директриса.
— Ни в чем, — огрызаюсь я.
Она пытается коснуться ладонью моего лба. Я уворачиваюсь от ее прикосновения.
— Сидите спокойно, мисс Дойл, окажите любезность, — приказывает миссис Найтуинг, и это звучит довольно свирепо.
— Мне достаточно помощи Бригид, — говорю я.
— Вот как?
Миссис Найтуинг щурится.
— Но Бригид не руководит Академией Спенс. Я ею руковожу.
Она наливает в столовую ложку какую-то вонючую микстуру.
— Откройте рот, пожалуйста.
Я этого не делаю, и тогда Бригид сама разжимает мне губы твердой рукой, и в горло проскальзывает какое-то густое масло, от которого у меня возникает рвотный позыв.
— Вы меня отравили! — вскрикиваю я, вытирая губы рукой.
— Это просто рыбий жир, — успокаивает меня Бригид, но я не в силах отвести взгляд от миссис Найтуинг.
— Я вас разоблачу, — вслух произношу я.
Миссис Найтуинг стремительно оборачивается.
— Что вы сказали?
— Я вас разоблачу, — повторяю я.
Удивление, на секунду вспыхнувшее в глазах миссис Найтуинг, сменяется безмятежностью.
— Думаю, мисс Дойл следует провести сегодняшний день в постели, Бригид. Пусть отдыхает, пока не почувствует себя лучше.
Хотя меня в приказном порядке укладывают в постель, я не могу спать. Такое ощущение, словно кто-то выпустил на меня горсть муравьев, и они бегают по коже. К полудню начинают болеть все мышцы и стучит в голове, но я наконец освободилась от того, к чему была так пристрастна Вильгельмина. Мне очень не понравилось последнее видение, я боюсь, что повторится нечто в этом роде.
Миссис Найтуинг лично приносит мне чай на подносе.
— Как вы себя чувствуете?
— Лучше.
Аромат жареного хлеба с маслом достигает моего носа, и я вдруг осознаю, что чудовищно голодна.
— Сахар? — спрашивает директриса, держа ложку над сахарницей.
— Да, пожалуйста. Три… две ложечки, если можно.
— Можно и три положить, если вам хочется, — говорит миссис Найтуинг.
— Да. Тогда лучше три. Спасибо.
Я глотаю жареный хлеб куда быстрее, чем позволяют хорошие манеры. Миссис Найтуинг оглядывает мою комнату, потом наконец садится, устроившись на самом краешке стула, будто сиденье сплошь утыкано гвоздями.
— Что вы имели в виду под тем замечанием? — спрашивает она.
Ее взгляд пронизывает меня насквозь. Хлеб вдруг застревает в горле.
— Каким замечанием? — спрашиваю я.
— Вы не помните, что говорили?
— Боюсь, я вообще ничего не помню, — лгу я.
Она смотрит на меня еще мгновение-другое, потом предлагает добавить в чай молока, и я соглашаюсь.
— Мать Елена объяснила, зачем рисовала колдовские знаки? — спрашивает миссис Найтуинг, меняя тему.
— Она верит, что это нас защитит, — осторожно отвечаю я. — Она думает, что кто-то пытается привести обратно умерших.
Директриса не проявляет никаких чувств.
— Мать Елена нездорова, — говорит она, как бы отметая всяческие подозрения.
Я намазываю на тост варенье.
— Миссис Найтуинг, а почему вы решили восстановить восточное крыло?
Миссис Найтуинг наливает и себе чашечку чая, без сахара и молока, смягчающих вкус.
— Боюсь, я не совсем понимаю смысл вашего вопроса.
— Но ведь прошло двадцать пять лет после пожара. Почему именно сейчас?
Миссис Найтуинг смахивает с юбки какую-то пушинку и разглаживает ткань.
— Нам понадобились долгие годы, чтобы накопить денег на ремонт, иначе все было бы сделано гораздо раньше. Я очень надеюсь, что воссоздание восточного крыла сотрет паутину с нашей репутации и поможет нам обрести гораздо большее уважение.
Она отпивает чай и слегка кривится, но хотя чай слишком горький, она не протягивает руку к сахарнице.
— Каждый год я теряю учениц, они отправляются в более новые школы, вроде школы мисс Пеннингтон. На Академию Спенс как школу для дебютанток смотрят как на нечто устаревшее; ее привлекательность падает. Но эта школа — дело всей моей жизни. Я должна сделать все, что в моих силах, чтобы она продолжала жить. Мисс Дойл?
Директриса пристально смотрит на меня.
— Я не хочу быть фамильярной, но у меня такое чувство, что вы достойны доверия, мисс Дойл. Вам досталась немалая доля испытаний. Но они закаляют, выковывают характер.
Она одаряет меня скупой улыбкой.
— А мисс Мак-Клити вы тоже доверяете?
Я крепко сжимаю чашку, избегая взгляда директрисы.
— Что за вопрос? Конечно, я ей доверяю, — отвечает она.
— Как сестре, так бы вы сказали? — продолжаю я.
— Как подруге и коллеге, — уточняет миссис Найтуинг.
Несмотря на чай, у меня пересыхает в горле.
— А как насчет Вильгельмины Вьятт? Ей вы доверяли?
Губы миссис Найтуинг плотно сжимаются, вытягиваясь в прямую линию.
