Энн стоически выносит несправедливость, а я с удовольствием думаю о том дне, когда Энн сообщит всем, что она уезжает, чтобы стать актрисой театра мистера Каца, под покровительством самой мисс Лили Тримбл.
Фелисити сидит за пианино, наигрывая менуэт.
— Уж очень это будет скромный прием, не пышнее, чем обычный чай в саду, — ворчит она. — Только костюмы и утешают. Все это и в сравнение не идет с балом, который леди Маркхэм устраивает для меня через две недели. Я тебе говорила, что она пригласила глотателей огня?
— Уверена, что говорила уже раз-другой.
Или раз двадцать. Я перелистываю книгу стихов, выданную директрисой. Все стихотворения настолько слащавы, что у меня болят зубы. Мне никогда не прочесть ни одно из них с серьезным лицом.
— Может, вот это, о приносящих свет? — предлагает Энн. — Оно как будто не слишком ужасное.
Я кривлюсь.
— Это не то самое, в котором Флоренс Найтингейл появляется на поле боя в виде ангела? Или это та поэма, в которой адмирала Нельсона сравнивают с каким-то греческим богом?
Фелисити бросает терзать пианино и садится на пол рядом с нами.
— Я все думаю и думаю о прошлой ночи. Это было наше самое волнующее приключение в сферах!
— Ты хочешь сказать, в Зимних землях, — шепчет Энн. — А ты действительно видела там Евгению Спенс, Джемма?
— А нам она не показалась, — фыркает Фелисити.
Я боюсь, что она захочет посостязаться со мной.
— Я уже все вам рассказала, — говорю я, защищаясь. — Вы хоть поняли, что мы можем спасти и ее, и сферы?
Фелисити надувает губы.
— Ты имеешь в виду — ты можешь спасти.
— Мы можем, — поправляю я. — Но прежде мы должны найти тот кинжал, что прихватила Вильгельмина, а я лично понятия не имею, где его искать.
— Может быть, он где-то здесь, в школе Спенс, — предполагает Энн.
— Да мы ведь и того не знаем, можно ли доверять Вильгельмине! — произносит Фелисити. — В конце концов, она ведь этот кинжал украла?
— Я думаю, она совершила ошибку, а теперь намерена искупить свою вину и привести меня к кинжалу, — предполагаю я.
— Но прежде всего — зачем вообще она его взяла? — не уступает Фелисити.
— Эй, вы ведь должны репетировать ваше выступление! — сердито восклицает Сесили, уперев руки в бока.
— Они помогают мне подобрать стихи, — отвечаю я, изо всех сил изображая пренебрежение.
Дверь широко распахивается, и я пугаюсь, что миссис Найтуинг явилась, чтобы велеть нам трудиться поусерднее. Но она обращается к Энн:
— Мисс Брэдшоу, не могли бы вы пойти со мной?
Опустив голову, Энн следует за директрисой, а я даже вообразить не могу, какие неприятности ее ожидают.
— Наконец-то, — злорадно произносит Сесили.
— Сесили, тебе что-то известно? — спрашивает Фелисити.
Сесили изображает пируэт.
— Ее кузина приехала из деревни, чтобы забрать ее! Бригид уже наверху, укладывает вещи Энн!
— Но они не могут! — вскрикиваю я.
Мы с Фелисити обменивается испуганным взглядом.
— Они решили, что пора. Более чем пора, если меня спросите.
— Ну, мы тебя не спрашиваем! — рявкаю я.
Рот Сесили открываемся в изумленном «о», и именно так ее застает мисс Мак-Клити, а я проклинаю себя за вспышку.
— Мисс Мак-Клити, вы позволите мисс Дойл разговаривать со мной так ужасно невежливо?
Мисс Мак-Клити останавливает взгляд на мне.
— Мисс Дойл? Надо полагать, теперь последует извинение?
— Прошу, извини меня, дорогая Сесили!
Моя улыбка так же фальшива, как лекарства какого-нибудь уличного торговца.
Руки Сесили снова упираются в бока.
— Мисс Мак-Клити!
Я шагаю к мисс Мак-Клити.
— Скажите, это правда? Кузина Энн действительно приехала за ней?
— Да, — отвечает учительница.
— Но они не могут так поступить! — протестую я. — Она не хочет уезжать туда! Она не хочет становиться гувернанткой! Она…
На лице мисс Мак-Клити отражается искреннее беспокойство.
— Но мисс Брэдшоу сама это организовала.
Слова мисс Мак-Клити доносятся до меня как сквозь толстый слой воды. Я с трудом понимаю их смысл, и холодный ужас стискивает меня.
Я несусь к лестнице и спешу наверх, перепрыгивая через ступеньку, не слыша ни зова Фелисити, ни требований мисс Мак-Клити. Когда я добираюсь до нашей спальни, совершенно задохнувшись, Энн сидит на своей кровати в скучном коричневом дорожном костюме и скромной шерстяной шляпке. Она аккуратно складывает в стопку свою дешевую почтовую бумагу и журнал мод, который ей подарила Фелисити. Наверху лежит программка «Макбета». Бригид запихивает в чемодан последние вещички Энн.
— Бригид, — выдыхаю я. — Нельзя ли мне поговорить с Энн наедине?
— Конечно, конечно…
Бригид тащится к двери.
— Заприте потом этот чемодан как следует. Энн, милая, не забудьте перчатки.
Наша экономка проходит мимо меня, промокая глаза носовым платком. Мы с Энн остаемся вдвоем.
— Скажи мне, что это неправда! — требую я.
Энн закрывает дорожную сумку и ставит ее на пол у своих ног.
— Я тебе оставлю свою почтовую бумагу. Хоть что-то напомнит обо мне.
— Но ты не можешь вот так взять и уехать! Тебя ждут в театре мистера Каца! Тебя ждет большая сцена!
Лицо Энн искажается болью.
— Нет. Они ждут Нэн Уошбрэд, красота которой говорит сама за себя, а не Энн Брэдшоу. Той девушки, которая им нужна, не существует. Ее просто нет.
Я хватаю ее чемодан, бросаю на кровать и начинаю вытаскивать вещи.
— Значит, мы найдем другой способ. Мы все наладим с помощью магии!
Энн берет меня за руку, останавливая.
— Разве ты не понимаешь, Джемма? Это не поможет. Не навсегда. Я не могу быть той, кого они хотят во мне видеть.
— Так будь кем-то другим! Будь сама собой!
— Я недостаточно хороша.
Энн вертит в руках перчатки, сминает их в комок, потом снова расправляет.
— Я потому и послала письмо кузине, попросила, чтобы она за мной приехала.
Я вспоминаю вечер того дня, когда Энн встречалась с мистером Кацем, письмо в ее руках… то самое, которое она настойчиво просила отправить. Она и не собиралась продолжать морочить голову Лили Тримбл и мистеру Кацу. Я тяжело опускаюсь на кровать; между нами громоздится чемодан. Энн складывает вещи обратно и защелкивает замки.
