Книга Белый волк, страница 3. Автор книги Григорий Диков

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Белый волк»

Cтраница 3

Крестили прадеда Савелием, а так все Чуром звали. Чур из первых поселенцев был, которые с семьями на трех лодках приплыли, и избу построил первый на косогоре. Сперва на нашем берегу пойму распахал, а потом и к другому берегу стал присматриваться. А на том берегу Волк испокон века жил и в том лесу хозяйничал. И Чура в свои земли пускать не хотел.

Пошел как-то Чур с сыном, дедом моим, на болото на тот берег, клюкву собирать. Разошлись они далеко. Долго ли, коротко, сел Чур на кочку отдохнуть, воды выпить. Вдруг видит — стоит у опушки Волк и на него смотрит. А был тот Волк с теленка ростом, шерсть на нем белая, а глаза красные, как клюква, что в лукошке лежала. Бросился Чур бежать да провалился в трясину по грудь — ни туда, ни сюда. Еле схватился за корень, что из земли рядом торчал, за него только и держится. Волк к Чуру подбежал — пасть оскалена, грива седая дыбом стоит. Вот-вот в горло вцепится, да не дотянуться, трясина мешает. Походил Волк вокруг, да и лег неподалеку на брюхо, стал сторожить.

Тут слышит Чур — кличет его сыночек, домой возвращаться зовет. Испугался Чур, что Волк сына загрызет, и кричит в ответ: «Иди, Ванюшка, быстрей к лодке, да отплывай от берега, меня не жди!» Сказал так и заплакал — горько ему стало, что пропадать, то ли в болоте, то ли от волчьих зубов. И сынишку своего маленького больше не видеть.

Увидал это Волк, на лапы поднялся и заговорил вдруг по-человечьи. «Боишься за детеныша? А я за своих детей боюсь, за всех зверей лесных. Хотел я тебя погубить, да жалко мне стало тебя и твоего сынишку. Идите домой, я вас не трону. Живите, землю пашите, хлеб сейте, да только на своем берегу Реки, а на моем — не смейте. Здесь я от века хозяин». Сказал так, развернулся и в тумане скрылся. Больше мой прадед Волка не видел, да все равно с тех пор из нашей семьи никто на той стороне хозяйства не вел, и даже на ночь не оставался.


Закончил сказку Терентий и замолчал. Сидит, глаза опустил, ладонью своей заскорузлой по струганому столу водит. Мужики стали переглядываться — не знают, верить Терентию или нет. Тут Афоня встрял: «Спасибо, дед, позабавил ты нас. Ты, коли еще одну такую сказку сочинишь, приходи, послушаем. Только все это несуразица. Нет такого волка, чтобы его рогатина или дробина не взяла. Да будь он хоть с теленка, хоть с быка ростом, мы его из леса выгоним и собаками затравим». Мужики закивали, говорят: «Ты, Терентий, эти бабьи сказки Егорке рассказывай — вишь, как он тебя слушает! А мы тем временем за Степана твоего да за Василька отомстим».

Порешили на следующее утро всем селом собраться, собак взять и пойти в лес, волков травить. Терентий только головой покачал, тулуп накинул и пошел к себе восвояси. И Егорка за ним.

БУРАН

Ох и холодная зима тогда была, ох и снежная! Как на двор выйдешь — вмиг борода инеем покроется и тулуп побелеет. Утром собрались мужики у Афониной избы — кто с топором, кто с багром, а кто с рогатиной, и все вместе к церкви пошли. Поп им навстречу вышел, отслужил молебен, но не длинный, чтобы не замерзли. Потом собак созвали и на лед выехали.

Целый день по лесу ходили и затравили волка с волчицею. Привязали их на палку и в село по льду донесли. На лошадях нельзя было везти — боятся лошади волков, даже мертвых. В селе с волков шкуру сняли да на частокол повесили, сушиться и другим волкам в назидание.

Неделя прошла, потом другая, а потом и третья — все тихо было, без происшествий. Вот уже и Рождество прошло, и темнеть стало позже. Как-то перед закатом пошла баба Авдотья, Прохора жена, на Реку рубахи и полотенца в проруби полоскать.

Прорубь эту каждый день открывали, а назавтра она уже льдом затягивалась. Взяла, значит, Авдотья свое белье, палку с железным острием — лед колоть, валенки надела и пошла на Реку. Муж, Прохор, ее дожидаться не стал и спать лег. Под утро просыпается — нет Авдотьи, не возвращалась она.

Пошли ее искать, дошли до проруби, а там лед кровью запачкан, и корзинка с бельем опрокинутая лежит. Одна белая рубаха в прорубь вмерзла, и видно сквозь лед, как ее снизу водой полощет. А от проруби след тянется на ту сторону, будто тащили что-то.

Народ сразу смекнул, что волки, видать, Авдотью загрызли и в лес уволокли.

Только на тот раз уже никто в лес не пошел тело ее искать. Все бояться стали, из деревни после заката не выходят, по домам сидят.

А если днем надо выйти, то вдвоем и с собакой. Терентий не боялся и по лесу ходил один. Мне, говорил, скоро сто лет будет, для простого волка мое мясо невкусное, а Белый Волк меня не тронет. Я завета дедовского с ним не нарушал, на том берегу леса не жег. Мужики таких речей от него слышать не хотели и прогоняли с глаз.

Тут Афоня вызвался в город съездить, силки на волка купить, ружье, пороха и пуль. Город недалеко был, верстах всего в сорока, или чуть поболе. Весной туда дороги хорошей не было, а зимой по санному пути можно было засветло доехать. Афоня обещал, что за два дня обернется. В городе, говорит, заночую, не хочу ночью возвращаться.

Под такое дело собрали по дворам медные деньги, все что были. У наших мужичков денег не бывает, а если и попадет в руки копейка — берегут или в церковь жертвуют. Хорошо наш поп был щедрый, дал два рубля, да еще мужички набрали рубля четыре с полтиной. Сколько ружье может стоить, никто не знал, да решили мужики, что уж не более шести рублей.

Егорка с Афоней попросился ехать, уж очень он на волков злой был. А может, в городе захотел побывать. В нашем-то селе тогда мало кто в город ездил, только на ярмарку, да и то нечасто. Мать Егорку отпускать не хотела, заперла в избе, но Егорка все равно через окно вылез и прибежал, как раз перед отъездом.

Дали Афоне лучшего коня, шубу теплую, деньги в узел завязали, — и отправили. С утра вроде солнце светило, а только за ворота выехали — ветер поднялся. Сперва легонько так дуло, по земле мело. Афоня говорит Егорке: «Через лес поедем, так прямее». Да как по лесу версты четыре отъехали, такая метель поднялась! Снегом в глаза лепит, путь заметает. Еле едут: лошадь в снегу спотыкается, рукѝ не слушается, чуть что назад к деревне поворачивает. Егорка спрыгнул с саней и впереди лошади пошел, тянет ее за уздцы, а Афоня с саней понукает. Два раза чуть не перевернулись. Наконец завязли совсем. Афоня кричит Егорке: «Поворачивай назад, в деревне переждем!» Повернуть-то повернули, а пути назад не видно. Только вот сани тут ехали, а уже все снегом по пояс замело. Егорка путь ищет, по снегу бегает, да где там! В такие буераки заехали, чуть полоз не сломали. Афоня не на шутку испугался: неужто в лесу ночевать придется? А как волки снова появятся? Нет, ехать надо.

К вечеру ветер стих, а снегом все сыпет и сыпет, крупно и часто. И солнце садится. Встала лошадь — ни туда, ни сюда. Вдруг слышит Егорка — колокольчик звенит. Пригляделся — а на хомуте птица сидит и клювом по колокольчику стукает: «Дзинь-дзинь!» Постукнет, и на мальчика смотрит, а потом снова по колокольчику клювом «дзинь»!

«Гляди, дядя Афоня — зеленая желна1. Первый раз зимой ее вижу. Что ж, разве они на юг зимовать не улетают?»

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация