Его завербовала студентка филологического факультета
Московского университета Вера Лукьянова. Он вместе с группой молодых летчиков
Люфтваффе приехал совершенствовать летное мастерство на секретной учебной базе
в Тушино.
Вера Лукьянова работала переводчицей при немецких летчиках.
Он влюбился в нее без памяти, он потерял голову. Вера тоже его любила, он до
сих пор верил в это.
Два месяца смертельного риска и невероятного, заоблачного
счастья. Тайные свидания, по всем законам шпионской конспирации. О том, что она
была тогда младшим лейтенантом НКВД, он знал с первой их встречи. О том, что он
Миша Данилов, а не Эрнст фон Крафт, она не узнала никогда.
В августе тридцать девятого Вера родила мальчика. В Москве
подписывался знаменитый пакт. Унтерштурмфюрер СС фон Крафт был в составе охраны
делегации Риббентропа. Он видел своего новорожденного сына. Он придумывал
немыслимые планы – бежать с Верой и ребенком в Америку, в Австралию, в Новую
Зеландию.
Сохранилось несколько фотографий. Унтерштурмфюрер СС фон
Крафт, младший лейтенант НКВД Лукьянова. Их новорожденный сын Дмитрий.
В последний раз, с ребенком, снимал их майор НКВД Федор
Федорович Агапкин, в подмосковном лесу, вдали от посторонних глаз.
Вера дала сыну свою фамилию и говорила всем, кому это было
интересно, что отец ее ребенка – сосед по коммуналке, летчик, комсомолец,
авиахимовец. Выяснить правду было невозможно. Авиахимовец сгорел в самолете за
три месяца до рождения Дмитрия. Вся коммунальная квартира и весь двор знали,
что летчик давно потерял из-за Веры голову. Его звали Николай, и в метрике
мальчика было написано: «Лукьянов Дмитрий Николаевич».
Младший лейтенант Лукьянова погибла в сорок втором, когда
ребенку было два с половиной года. Ее забросили во вражеский тыл, в Белоруссию,
она работала машинисткой в немецкой комендатуре в Гродно. Гестапо арестовало
партизанского связного. Он выдал Веру. Ее пытали и повесили.
Посмертно ей было присвоено звание Героя Советского Союза,
ее именем назывались улицы, пионерские дружины. Ее сына растила бабушка.
Многие годы Федор Федорович Агапкин оставался единственной
ниточкой, которая связывала Михаила Павловича Данилова с родиной, с Дмитрием, с
внучкой Соней. Связь получалась односторонняя. Данилов знал почти все о сыне, о
внучке. Они понятия не имели, что он существует на свете. Для Агапкина связь
эта была смертельно опасна, однако он не рвал ее.
Он ни разу не предал, не соврал и всегда выполнял свои
обещания.
В октябре 1917-го ассистент профессора Свешникова Федор
Агапкин был первым, кто взял на руки новорожденного Мишу. Он принял роды у
Тани, когда в Москве шли бои и стены дома на Второй Тверской тряслись от
канонады. В июле восемнадцатого чекист Агапкин убрал из квартиры профессора
сумасшедшего комиссара и на короткое время сумел обеспечить семье спокойное
существование, насколько это было возможно летом 1918 года.
Зимой 1922-го Федор Федорович тайно вывез маленького Мишу с
мамой и Андрюшей в Петроград и устроил им побег из коммунистической России
через Финский залив. Наверное, он спас им жизнь. Во всяком случае, Тане. Ей
никак нельзя было оставаться в России.
Агапкин обещал, что Данилов когда-нибудь встретится с сыном
и с внучкой. Они встретились.
Только что он написал:
«Почему молчишь? Что у вас происходит? Где Соня?»
У Михаила Павловича задрожали руки, он долго не мог попасть
мышкой на нужный значок, на закрытый конвертик вчерашнего послания. Он уже
хотел позвать Герду, Дитриха, чтобы помогли. Но конвертик все-таки открылся.
«Ей нельзя выходить из дома. Не отпускай ее в лабораторию.
Заболей, ляг на пороге, придумай что угодно. Не отпускай. Жди Ивана Зубова. Ты
с ним знаком. Он привез к тебе Соню. Ему можно верить. Больше никому. Они
появились, совсем близко. Фриц Радел. Смотри фото в приложении. Сравни с
портретом Альфреда Плута».
Это было написано и отправлено прошлой ночью, но прочитано
только сейчас.
* * *
Гамбург, 2007
Зубов одним из первых вышел из самолета, быстро прошел
пограничный контроль, на багажной ленте сразу увидел свой маленький чемодан.
Зашел в туалет, умылся холодной водой. Он мечтал о чашке крепкого сладкого
кофе. В аэропорту было несколько итальянских кофеен, там варили настоящий
эспрессо. Сначала кофе, потом все остальное.
Разумеется, он поглядывал по сторонам, искал глазами серого
юношу. Когда он садился в самолет, ему показалось, что юноша вместе с
семейством занял места тоже в бизнесе, где-то в последних двух рядах. У
пограничной будки вроде бы мелькнул знакомый профиль. Но глаза слипались,
голова раскалывалась. Иван Анатольевич решил, что, если это действительно
хвост, он все равно никуда не денется, появится рядом, рано или поздно. Не
этот, серый, так какой-нибудь другой. Главное, не зевать, взбодриться, включить
свои старые, надежные профессиональные инстинкты.
В аэропорту Гамбурга, в отличие от других европейских
аэропортов, еще кое-где можно было курить. В итальянской кофейне на столах
стояли пепельницы. Кроме кофе Иван Анатольевич взял горячую пиццу. В последний
раз он обедал вчера днем. В Шереметьево только пил и не закусывал.
Пицца, кофе, таблетка темпалгина привели его в чувство. Он
сунул руку во внутренний карман куртки, хотел достать телефон. Но телефона не
было. Не оказалось его и в сумке.
Иван Анатольевич спокойно, не спеша, просмотрел все
отделения. Отчетливо вспомнил порядок действий. Итак, он вошел в самолет. Занял
свое место. Отдал куртку стюардессе. Перед тем как отключить телефон, набрал
номер сына. Услышал, что абонент временно недоступен. Отправил эсэмэску. «Не
сходи с ума. Подумай о Дашеньке. Жду звонка». После этого отключил телефон и
положил его в специальный наружный карман сумки. Выпасть оттуда он не мог. Что
же получается?
Иван Анатольевич минут за десять с помощью полицейского
отыскал нужного диспетчера. Аэрофлотовский «Боинг» еще не улетел назад, в
Москву. В салоне шла уборка. Диспетчер по рации связался с самолетом и попросил
Зубова подождать. Через двадцать минут Иван Анатольевич узнал, что никакого
телефона в салоне не нашли.
На улице давно стемнело. Зубов вспомнил, что последний поезд
на остров отправляется в половине восьмого. Если сию минуту сесть в такси,
можно успеть. От аэропорта до вокзала минут сорок езды. Гамбург – не Москва,
пробок не будет. Главное добраться до Зюльта сегодня, встретиться с Соней.
Только поговорив с ней, можно в чем-то разобраться.
До стоянки такси Иван Анатольевич не дошел. Сразу у выхода
нырнул в автобус-экспресс. Сел на заднее сиденье, так, чтобы незаметно
наблюдать за людьми, которые входили и расплачивались с шофером. Через пять
минут экспресс отчалил, больше половины мест остались свободными, и никто из
пассажиров не показался Зубову подозрительным.
