Иногда он думал: а может, ему всё приснилось? Не было
шприца, резинового жгута, не входила игла во вздутую вену его локтевого сгиба.
У него на руках умер Володя. От потрясения, от усталости
после многих бессонных ночей он потерял сознание, впал в короткое забытье и не
может точно помнить, что произошло. Он хотел бы верить, что не вливал себе в
вену препарат. Это был сон, мираж. Однако не получалось.
Он входил в лабораторию, и под пристальным взглядом Григория
Третьего его слегка знобило.
Москва, 2006
Пётр Борисович позавтракал рыночным творогом со сметаной и
мёдом, выпил кофе без кофеина, принял утреннюю дозу поливитаминов. Жанна спала
в его постели, раскинувшись на бирюзовом шёлковом белье. Спальня была в живых
цветах, на низком журнальном столике с ножками в виде львиных лап стояла
огромная ваза с фруктами. Зрелище напоминало полотно Рубенса. Пётр Борисович с
искренней нежностью поцеловал Жанночку в круглую розовую щеку, оделся и
отправился в офис.
Контора его располагалась на верхнем, двадцать седьмом этаже
цилиндрического небоскрёба из зеркального стекла, главного здания делового
комплекса на юго-западе Москвы. Комплекс принадлежал корпорации Кольта. Кроме
офисных помещений, там были спортивный и концертный залы, бассейн, ресторан,
небольшая гостиница класса люкс, огромный подземный гараж со своей ремонтной
мастерской.
Бронированный джип мчал по эстакадам и туннелям Третьего
кольца. Рулил шофёр, Пётр Борисович на заднем сиденье просматривал бумаги,
говорил по телефону. После нескольких деловых звонков в трубке возник голос
Зубова.
— У нас проблема, — сказал начальник охраны, — старец
нервничает, требует телефон, рвётся к компьютеру.
— Зачем?
— Он не говорит, но я думаю, он хочет связаться с Германией
и сообщить печальную новость.
— Ну, так пусть сообщит. Все равно скрыть не удастся. Он
узнает, раньше, позже, какая разница?
— Очень большая разница. Он должен узнать от неё, при
встрече с ней, и ни днём, ни часом раньше.
Кольт хмыкнул и покачал головой. Зубов отличался поразительным
хладнокровием, иногда он даже казался Кольту машиной, а не живым человеком. Но
тут вдруг явно занервничал, повысил голос.
— Не ори, Ваня, — мягко одёрнул его Кольт, — в любом случае
ничего страшного пока не происходит. Пусть уберут телефоны и компьютер. Неужели
так трудно справиться с парализованным стариком?
— Все уже убрали, но он требует. Объявил голодовку.
— Ого, даже так? Ну, в его возрасте голод для здоровья
полезней, чем переедание.
— Не надо было её к нему пускать.
— Ты жестокий, бессердечный человек, Ваня. У старца так мало
радостей в жизни. Они очень интересно пообщались.
— А, вы уже прослушали запись?
— Конечно.
— Вы разве не заметили, что он предупредил её?
— Брось, она ничего не поняла из его лепета. И вообще, ты
сказал, она — твоя забота.
Машина между тем миновала несколько пропускных пунктов и
въехала в подземный гараж. Кольт поднялся на лифте на двадцать седьмой этаж,
вошёл в свою приёмную.
Секретарша Тамара стояла возле принтера, спиной к двери, и
не сразу увидела его. Он поздоровался первым.
— А! Ой! Пётр Борисович, доброе утро, — Тома повернулась к
нему.
В лотке принтера лежала солидная стопка бумаги. Выполз
очередной листок с каким-то текстом и плавно опустился в лоток. Тома растерянно
смотрела на своего шефа.
— Ну, что случилось? — спросил Пётр Борисович и ласково
улыбнулся.
Тома вытащила из лотка и протянула Кольту стопку бумаги, ещё
тёплую от принтера.
— Простите, Пётр Борисович, я не понимаю, что это.
Она десять лет работала на Кольта, была идеальной
секретаршей, преданной, аккуратной, всегда все делала правильно, без лишних
вопросов и уточнений.
— Откуда оно взялось? — спросил Кольт.
— Пришло по электронной почте.
— Ну и зачем ты распечатала? Мало ли что приходит по почте?
— Оно пришло на ваш личный номер, с пометкой «Внимание!
Распечатать срочно для Петра Борисовича!»
Пётр Борисович пробежал глазами мелкие строчки.
— Чёрт, забыл надеть линзы. Ничего не вижу. Прочитай,
пожалуйста.
— Все? — спросила Тома, когда они вошли в кабинет. — Но
здесь пятьдесят страниц, оно там ещё лезет и лезет.
— Не все, только начало. — Пётр Борисович уселся в кресло.
Тома опустилась на краешек стула напротив него, надела очки, откашлялась и
прочитала:
«Благочестивая. Дни и ночи».
— Что? — переспросил Кольт.
— Кажется, это такое заглавие. Дальше текст. Читать?
— Валяй.
«Я, не раздумывая, надеваю розовые шёлковые брюки от
Гуталлино. Замечаю, что пояс свободно болтается на бёдрах. Сегодня утром моя
домработница сказала, что я похудела. Теперь я это вижу ясно. Я выкладываю на
коралловое шёлковое покрывало от „Бульчи Погано“ десять блузок. Какую выбрать?
Эта, бледно-серая, от „Клефт“ выгодно подчёркивает мою грудь, но недавно я была
в ней на открытии ювелирного бутика „Дэйм Эриа“. Меня в ней видела Чичумиха. И
сегодня она обязательно явится. Если я приду в той же блузке, она подумает, что
мне больше нечего надеть. Беру сиреневый топ от „Фаннитосио“. Да, то, что
нужно. К тому же давно пора обновить мой аметистовый гарнитур. Серьги, кольцо и
кулон. Десять карат, бриллианты, платиновая оправа. Пусть Чичумиха сдохнет от
зависти. Мой гарнитур покруче её мелких изумрудов, в которых она была в бутике.
Лифчик под топ не надеваю. Говорят, если худеешь, грудь тоже уменьшается. Но у
меня не так. Спускаюсь в гостиную и чуть не падаю. Домработница опять оставила
швабру с ведром у лестницы. Она с Украины. Сколько раз я ей говорила, чтобы
мыла пол, когда меня нет дома. Вообще, ужасно трудно найти приличную
домработницу. Это большая серьёзная проблема».
В приёмной зазвонил телефон. Тома замолчала и вопросительно
взглянула на Кольта. Он кивнул. Она подняла параллельную трубку у него на
столе.
— Добрый день. Как вас представить?
Звонили из издательства «Бренд», одного из самых крупных
издательств России. Пётр Борисович нахмурился и помотал головой.
— Его нет, — сказала в трубку Тома, — пожалуйста, оставьте
номер, по которому можно с вами связаться. Да, я обязательно передам. Спасибо.
Всего доброго.
