— Он не сделал этого.
— Ну да, да, ты прав. — Соня посмотрела на часы, горестно
шмыгнула носом и выехала на трассу. — Ладно, давай дальше про двух людоедов.
— С удовольствием. Редкий случай, когда ты меня слушаешь, а
не я тебя. Так вот. Поделили Польшу, Гитлер стал получать интересную информацию
о реальном состоянии Красной армии. До этого он верил официальной сталинской
кинохронике, видел роскошные парады на Красной площади и боялся, что не одолеет
такой военной мощи. Кстати, в тот период они вполне мирно общались между собой,
переписывались. Возможно, в октябре сорокового они тайно встретились во Львове.
— Стоп! Не верю! — Соня как будто проснулась, отвлеклась
наконец от невыносимых мыслей о папе. Стала слушать внимательнее, прокручивать
в голове университетский курс новейшей истории.
— Да, — легко согласился Нолик, — такого рода версии
навсегда останутся вопросами веры и неверия. Точных доказательств нет. Понятно,
что если встреча состоялась, то потом оба участника сделали все, чтобы не
осталось ни документов, ни свидетелей.
— Вокруг Сталина и Гитлера вообще много мифов, — заметила
Соня, — я, например, читала у одного вполне авторитетного историка, что Сталина
в тридцать восьмом омолаживали, в Боткинской больнице ему провели операцию по
имплантации желез. Оперировал профессор Розанов, ассистентом был доктор
Плетнев, его личный врач. На самом деле это полный бред. Никто бы не решился
пересаживать Сталину чужие железы, поскольку в то время ещё не знали, что
делать с отторжением тканей при пересадке, не умели подавлять иммунитет.
Нолик ничего не ответил. Он вдруг замолчал, насупился,
достал сигарету.
— Не вздумай курить, — предупредила Соня, — открывать окно
холодно, мы назад повезём маму, если она учует запах в салоне, запилит меня до
смерти.
— Софи, а ведь там среди фотографий был ещё и профессор
Свешников, — пробормотал Нолик и покорно убрал сигарету назад в пачку, — ты
сейчас сказала про омоложение, и я вспомнил! Сталин очень интересовался этим,
очень. Может, железы ему и не пересаживали, но Институт экспериментальной
медицины проблемами продления жизни занимался весьма серьёзно. Я недавно видел
документальное кино по телевизору, как раз об этом. Там рассказывали, что
существует версия, будто Свешников руководил одной из закрытых лабораторий и
лично для Сталина разрабатывал методы омоложения.
Соня тихо присвистнула и даже оторвала руку от руля, чтобы
покрутить у виска пальцем.
— Михаил Владимирович Свешников в феврале двадцать второго
удрал из Советской России через Финляндию. Он вместе с дочерью Татьяной, сыном
Андреем и внуком Мишей пяти лет перебрался через Финский залив. Скорее всего,
профессор Свешников после этого путешествия умер от пневмонии. Мороз, ветер. Им
удалось достать только один тулуп и шерстяной плед, Свешников закутал в плед
дочь и внука, тулуп отдал сыну, а сам был в лёгкой куртке и свитере.
— Где ты это прочитала?
— Нигде. Мне рассказывал об этом Федор Фёдорович Агапкин. Он
был ассистентом Свешникова, ещё до революции.
— Кто? — Нолик дёрнулся, чуть не подпрыгнул на сиденье. Если
бы он не был пристёгнут, наверное, выбил бы лбом ветровое стекло. — Софи, ты
поняла, что сейчас сказала? Агапкин, ассистент профессора Свешникова, тебе об
этом рассказывал! Какого он года рождения?
Соня нахмурилась, пытаясь вспомнить, и через минуту
растерянно произнесла:
— В девятьсот шестнадцатом ему было двадцать шесть, кажется.
Когда я училась в аспирантуре, Бим в первый раз привёл меня в гости к Агапкину.
Он живёт где-то в центре, на Брестской. Он знал Павлова, Богомольца. Он остался
в России, работал в том самом Институте экспериментальной медицины.
— Погоди, Софи, ты ничего не путаешь? Ему что, правда,
больше ста десяти лет?
Несколько минут Соня молчала. Они подъехали к стоянке у аэропорта,
вышли из машины. Нолик тут же закурил. Соня, прыгая по ледяной слякоти в своих
кроссовках, вдруг сообщила со странной нервной весёлостью:
— Точно, Федор Фёдорович 1890 года рождения. Он старый,
иссохший, как мумия, но никакого маразма. Соображает отлично. Кстати, он
говорил мне, что я очень похожа на Таню, дочь Свешникова. Если мне отрастить
волосы, то получится вылитая Таня. Но это ерунда, конечно. Дочь Свешникова была
красавица. Просто у старика плохое зрение. Мы с Бимом потом ещё пару раз его навещали.
Москва, 1916
Фонари горели тускло, в переулках было совсем темно. Володя
взял Агапкина под руку.
— Боитесь, что сбегу? — спросил доктор.
— Нет, не боюсь, просто подморозило и скользко.
Агапкин высвободил руку.
— Терпеть не могу вот так ходить с мужчиной.
— Не дай Бог, люди не то подумают? — Володя улыбнулся,
сверкнул в полумраке белыми зубами. — Бросьте, здесь никого нет. Улицы пусты и
мрачны, как будто все уже произошло.
— Что — все?
— Революция, Апокалипсис, кровавый хаос, называйте, как
хотите. В разных слоях общества говорят об этом, но никто не понимает цели и
смысла предстоящих событий. — Володя заговорил глухо и хрипло, как будто он
испытывал чувственное удовольствие, произнося «кровавый хаос». Даже дыхание его
участилось.
— А вы понимаете? — насмешливо спросил Агапкин.
Володя ничего не ответил. Он ускорил шаг, обогнал Агапкина,
свернул в подворотню и пропал.
— Пройдёмте здесь, так короче, — услышал доктор его голос из
мрака и вдруг подумал, что профессорский сын видит в темноте, как кошка.
Проходной двор освещался тусклым светом из нескольких
полуподвальных окон. Дома были низкие, деревянные. В нос ударила характерная
вонь московских трущоб. Перегар, тухлая капуста, моча. Агапкин знал этот букет
с младенчества, он вырос в таком же грязном дворе, в Замоскворечье.
— Осторожно, тут яма, — предупредил Володя и опять взял его
под локоть.
Внезапно дверь справа от них распахнулась. Стали слышны
пьяные крики, мужские и женские. В прямоугольнике желтушного света возник
смутный мужик, шагнул вперёд. Ноги его не гнулись. Он был бос и одет лишь в
исподнее. Он шарил перед собой руками, как слепой. Агапкин успел заметить, что
рубаха у мужика на груди черна, а на снегу, освещённом светом из дверного
проёма, остаются тёмные пятна.
— Тихо! — прошептал Володя и потащил доктора во мрак. —
Молчите и не шевелитесь.
Голоса звучали все громче, все ближе. Выскочил ещё один
мужик, огромный бородатый детина, в сапогах, с мясным тесаком в руке. Вслед за
ним явилась баба, по виду кухарка или прачка. Догнала, принялась лупить детину
кулаками по спине, хватать за кафтан.
