«Танечка! Передайте Михаилу Владимировичу, что его
предположения о холоде, скорее всего, верны. В феврале раненые, оставленные на
открытом воздухе, на снегу, теряли меньше крови и выживали».
Поручик очень спешил, отказался от чая. Таня при нём села
писать ответ. Первый вариант разорвала, второй тоже. Поручик теребил бахрому
скатерти, качал ногой и смотрел на часы. В итоге было написано следующее:
«Павел Николаевич! Мне без вас одиноко и скучно. Пожалуйста,
возвращайтесь скорее. Знаю, от Вас это не зависит. Каждый вечер, от восьми до
девяти, буду играть для Вас Шопена и Шуберта. Вы в это время думайте обо мне и
воображайте, будто слушаете музыку. Папа сейчас в госпитале, а ваш поручик
ждать не может. Он сидит, качает ногой, и я нервничаю. Ваша Т.С».
— Вот! И не надо никаких теоретических доказательств! —
сказал отец, когда Таня показала ему записку Данилова. — На холоде мозг
потребляет меньше кислорода, сосуды сужаются. Это известно с глубокой
древности. Для доказательств сейчас времени нет. Я бы написал Павлу
Николаевичу, у меня к нему масса вопросов. Этот поручик адреса не оставил?
— Нет. Но ты все равно напиши, — посоветовала Таня, — может,
будет опять оказия.
Даже самой себе она боялась признаться, что ожидание этой
оказии, очередной весточки от полковника, стало смыслом её жизни. Вечерами, с
восьми до девяти, она садилась за рояль в гостиной и играла, даже если слушать,
кроме глухой няньки, было некому.
С фронта приходили дурные вести. Но казалось, всем
наплевать. Патриотический подъем осени и зимы четырнадцатого давно сменился
равнодушием. В феврале началось генеральное наступление немцев на Западном
фронте. Шли отчаянные безнадёжные бои под Верденом. Французское и итальянское
правительства требовали помощи. Россия честно выполняла союзнический долг.
18 марта 1916 года русские войска двинулись на Запад. В боях
на Двинском и Виленском направлениях потеряли 78 тысяч человек. Общество было
больше занято сплетнями о Распутине, спиритическими и гипнотическими опытами,
скандальными уголовными процессами, ставками на бирже.
В воскресенье Таня спала весь день. В понедельник сходила в
гимназию, вечером опять была в госпитале.
Рядовой Иван Карась был ещё жив. На стуле возле его койки
сидела маленькая сухая старушка. Таня застыла на пороге палаты. Старушка сняла
повязки с культёй. На тумбочке стоял какой-то грязный горшок, старушка
смачивала в нём тряпицы и обкладывала открытые раны.
— Что вы делаете? — крикнула Таня.
— Не кричи, дочка, мне доктор разрешил.
— Какой доктор?
— Самый лучший, — подал голос Карась, — профессор Свешников
Михаил Владимирович.
— Вы ерунду говорите, не мог он вам разрешить, не мог!
Сейчас же прекратите!
— Успокойся, Танечка, — сказал отец, когда она нашла его в
соседней палате, — это плесень гниющего иссопа. Знаешь такое растение? Оно даже
в Псалтири упоминается: «Окропи меня иссопом, и буду я чист; омой меня, и буду
белее снега».
— Знаю, — буркнула Таня, — но только иссоп не растёт в
Палестине, и значит, в Псалтири говорится о каком-то другом растении.
— Умница, — профессор погладил её по голове, — библейский
иссоп, то есть езов, — это на самом деле каперсы, или чабёр из семейства
губоцветных. В древности верили, что это растение очищает от проказы.
— Папа, хватит! Ты же не тёмная бабка, ты знаешь, что
плесень — это грязь. Это негигиенично.
— Танечка, это ты всё знаешь о медицине, а я чем больше
занимаюсь ею, тем яснее чувствую ничтожность моих знаний. — Михаил Владимирович
вздохнул и покачал головой. — В древнейшем египетском медицинском папирусе
Смита приводятся рецепты лечения гнойных ран хлебной и древесной плесенью. Это
шестнадцатый век до нашей эры. В народной медицине плесень используют уже несколько
тысяч лет, и у нас, и в Европе, и в Азии. Иногда она помогает. Как, почему —
неизвестно.
Глава третья
Кроме ресторана «Жетэм» и серебристого спортивного
«Лаллета», который стоил около миллиона евро, Петру Борисовичу Кольту
принадлежала ещё дюжина ресторанов в Москве, Петербурге, Праге и Ницце.
Рестораны были его хобби. Он покупал их для удовольствия, а не ради прибыли,
так же как виллы на самых красивых побережьях, яхты, спортивные автомобили,
картины и яйца Фаберже.
Кольт стоял во главе небольшой, но крепкой финансовой
империи, включающей в себя пару-тройку банков, десяток нефтяных скважин, сеть
бензоколонок и скромных водочных заводиков в российской провинции. Кольт был
соучредителем нескольких благотворительных фондов и премий. За пожертвования на
строительство православных храмов получил орден Святого Благоверного князя
Даниила Московского третьей степени. За заслуги перед буддистской верой был
удостоен звания почётного буддиста и доктора буддистской философии, что отчасти
справедливо, поскольку по образованию Пётр Борисович был философ.
В далёком шестьдесят пятом году он окончил философский
факультет МГУ. Диплом защищал не по буддизму, а по марксизму-ленинизму, после
чего был взят на ответственную должность второго секретаря по идеологии сначала
в районный, а потом в городской комитет ВЛКСМ.
В застойные семидесятые он заведовал отделом в ЦК ВЛКСМ,
пользовался всеми положенными по статусу благами, но с самого начала своей
успешной комсомольской карьеры чувствовал зыбкость, ненадёжность советской
номенклатурной пирамиды и, карабкаясь вверх, не забывал подстелить себе соломки
на случай, если придётся падать.
Падать не пришлось. В число его друзей входило несколько
крупных подпольных цеховиков и даже один воровской авторитет, и смутные
девяностые не застали Кольта врасплох.
Варёные джинсы, поддельные кассеты, водочные этикетки,
кооперативные ларьки, финансовые пирамиды, недвижимость — все приносило ему
деньги. Бешеный галоп инфляции, приватизация, сначала ваучерная, потом
залоговые аукционы, путчи, кризисы, дефолты — всё шло Петру Борисовичу на
пользу, потому что он был человек умный и нежадный, умел идти на компромиссы и
просчитывал любую ситуацию на несколько ходов вперёд.
Цеховиков поубивали и пересажали, авторитет сбежал в
Америку, был там арестован со скандалом, но к этому времени Пётр Борисович уже
не дружил с ними. Его друзьями стали ветераны-афганцы, спортсмены, молодые
политики-реформаторы. Он не жалел денег на учреждение фондов помощи и тем, и
другим, и третьим, он помогал ветеранам милиции, монастырям и домам
престарелых, участвовал в строительстве оздоровительного центра для сирот.
В середине девяностых он был избран депутатом Думы от
Вуду-Шамбальского автономного округа и даже съездил туда, в восточную степную
глушь, где гудели пыльные бури, вольно паслись табуны красных лошадей, женщины
в ярких платках с плоскими смуглыми лицами курили трубки. Стоило сделать в
твёрдой степной земле дырку, и оттуда сразу взлетал в небо фонтан нефти.
