— Обычные английские старики. — Он хмыкнул, пожал плечами и
обратился к официанту: — Пожалуйста, две порции спаржи с перепелиными яйцами,
два ромашковых чая с лимоном и мёдом.
— И все? — изумлённо спросила Соня.
— Конечно. Вы же, кажется, вообще не ужинать сюда пришли, а
смотреть, как едят другие. Вы как будто в театр попали. И чем вам не понравился
заказ? Не любите спаржу? Сразу бы сказали, пока не ушёл официант. Давайте, я
позову его, вы выберете что-то другое.
— Нет. Не нужно. Откуда я знаю, люблю я спаржу или нет, если
никогда её не пробовала?
— Да? — брови его медленно поползли вверх. — За границей не
бывали, спаржи не ели. Чем вы занимались тридцать лет?
— Как — чем? Биологией!
— Вы фанатик науки?
— Нет. Не дай Бог. Фанатиком быть ужасно.
— Но считается, что именно они двигают науку, совершают
грандиозные открытия.
— Ерунда. Никто из великих учёных фанатиком не был. Науку
двигает детское любопытство взрослых людей, ну и талант, конечно.
— Ещё такая мелочь, как деньги, — усмехнулся Зубов. — А
скажите, вам бы хотелось открыть что-нибудь невероятное, то, что тянет на
Нобелевскую премию?
— Например? — улыбнулась Соня.
— Например, найти способ сделать вот этих старых англичан,
которые вам так понравились, молодыми, продлить их счастливую жизнь ещё лет на
пятьдесят или даже на сто?
— Ой, батюшки, и вы туда же! — Соня покачала головой. —
Слушайте, это какое-то массовое помешательство.
Принесли спаржу. Соня разочарованно взглянула на бледно-зелёные
толстые стебли, залитые яйцами, потом на Зубова.
— Иван Анатольевич, вы уверены, что это съедобно?
— Попробуйте. Советую начать с шишечек.
Несколько минут они молча ели. Соня не могла не признать,
что действительно вкусно.
— Это не помешательство, — произнёс Зубов, когда его тарелка
опустела, — это чуть ли не самая древняя мечта человечества.
— Одно другому не противоречит, — пробормотала Соня с
набитым ртом, — надеюсь, цель вашего проекта — не эликсир молодости?
— Ну, а если так? Вы что, откажетесь участвовать? — Зубов
закурил, посмотрел на неё сквозь клуб дыма и добавил: — Шучу, конечно.
Слушайте, но я не понимаю, как же вы столько лет работаете под руководством
Мельника? Он ведь как раз этим занимается, он утверждает, будто нашёл способ
продлить жизнь до ста пятидесяти, двухсот лет.
— Это невозможно. Такого способа не существует, — сказала
Соня и положила вилку, — вы правы, Иван Анатольевич. Спаржа — это очень вкусно.
Особенно шишечки.
— Я рад. Так что же, Борис Иванович — мошенник или у него,
простите, с головой не всё в порядке?
— Нет, ни в коем случае! — обиделась Соня. — Никакой он не
мошенник. Бима, то есть Бориса Ивановича, я знаю с детства. Они с папой
дружили, вместе ходили в байдарочные походы и все праздники, дни рождения —
обязательно в гости. Он и его жена, Кира Геннадьевна, для нас почти как
родственники. Они очень хорошие, порядочные люди. Просто Бим зациклился на
методе Свешникова.
— На чём, простите?
Она не заметила, как изменилось лицо Зубова, она сама
удивилась тому, что сейчас сказала.
— Ну, это довольно сложно объяснить. Понимаете, был такой
русский учёный Михаил Владимирович Свешников. Военный хирург, биолог. Бытует
легенда, что ему удалось омолодить нескольких крыс, но не только крыс. Людей
тоже. Бим познакомил меня с его ассистентом, Агапкиным Фёдором Фёдоровичем. Он
ещё жив. Ему сто шестнадцать лет. Что вы на меня так смотрите?
— Ничего. Просто слушаю. Очень интересно.
— Скорее, грустно. Биму кажется, будто Агапкин знает, и не
просто знает, а испытывал метод Свешникова на себе.
— Почему бы и нет?
— Да потому! Бим самому себе противоречит, с ним это часто
случается. В горах Абхазии, в Латинской Америке есть люди, которым значительно
больше. Сто тридцать, даже сто пятьдесят. Если подумать, ничего феноменального
в возрасте Федора Фёдоровича нет. Некоторые люди живут очень долго, больше ста
лет, без всяких таинственных методов омоложения. Просто живут, не умирают, и
всё. Но, боюсь, Агапкину осталось не так уж много. Он развалина, у него
парализованы ноги. Хотя, надо отдать ему должное, голова работает отлично.
— И вы думаете, никакого метода Свешников не изобрёл?
— Я не знаю. Слишком мало информации. Известно, что он изучал
эпифиз.
— Что это?
— Шишковидная железа. Маленькая железка в центре мозга,
секретирует гормон мелатонин. В семидесятые была выдвинута вполне обоснованная
теория, что именно эпифиз управляет возрастом, что он и есть те самые
биологические часы, от хода которых зависит старение, жизнь, смерть. В США
возник даже мелатониновый бум. Гормон синтезировали, поставили на промышленное
производство, продавали в аптеках, принимали в немереном количестве, пресса
трубила, что эликсир молодости наконец найден. Ничего хорошего из этого не
вышло. С гормонами вообще шутки плохи.
— Погодите, Софья Дмитриевна, а насколько верна теория, что
эпифиз — биологические часы?
— Сказать, что она абсолютно верна, конечно, нельзя. В живом
организме все слишком сложно, это вам не компьютер. Эпифиз отвечает за режим
сна и бодрствования, даёт команду медведям уходить в зимнюю спячку Его работа
связана со сменой дня и ночи, с движением времени. Недавно доказали, что именно
от него зависит иммунитет. Раньше думали, что гормональной системой руководят
гипофиз и гипоталамус. Но оказалось — эпифиз. Да, очень вероятно, что именно
эта маленькая железка решает, сколько кому жить.
— Если я правильно понял, профессор Свешников открыл, что
старение связано с эпифизом, ещё девяносто лет назад?
— Возможно, он обнаружил некую закономерность, но не стал
делать поспешных выводов. На самом деле это знали ещё древние египтяне и
средневековые алхимики. Но в девятнадцатом веке, в начале двадцатого, эпифиз
вообще считали бессмысленным рудиментарным органом. Позитивистская наука
отрицает все, чего не может объяснить.
Принесли чай. Английская пара отправилась спать, пожелав
Соне спокойной ночи. Пианист закрыл рояль, сидел в углу, пил кофе, дымил
сигарой. Ресторан опустел. У Сони слипались глаза.
— Когда я общался с Борисом Ивановичем, он несколько раз
упоминал имя Свешникова, но уверял меня, будто никакого метода не существует,
это миф, который пора наконец разоблачить и опровергнуть, — Зубов закурил
очередную сигарету и, вместо того, чтобы расплатиться, заказал ещё чаю.
