– Домой…
– Да что с тобой, Адамыч? – удивился Мирзо.
– Не знаю. Этого не объяснить. Что-то случилось с моими.
– Да рано бы…
Мирзо провел руками по лицу, будто пригладил несуществующую бороду. «Бисмилаху рахману рахим», – прошептали его губы, нога выжала газ, и он погнал по трассе, не задав больше ни одного вопроса.
Антона знобило, перед глазами вставали картинки одна другой страшнее. Руки дрожали. Наконец, управившись с замком входной двери, он вошел в квартиру, наперед зная, что она пуста. Он даже не заглянул в спальню, а напрямик, не разувшись, направился к телефонному аппарату. Мирзо все понял без слов. Он помог пролистать абонентский справочник. Вера Дмитриевна еще не спала.
– Она мне вчера звонила… Да погодите, Антон! Может, просто задержалась где… Так! Вы дома? Если это преждевременные роды – я узнаю первой. Сидите и ждите моего звонка!
На телефонный звонок мужчины кинулись одновременно.
– Квартира Скавронских? – спросил незнакомый женский голос.
– Что с ней? Где? – Антон задыхался.
– Ее состояние стабилизировано. Но вы приезжайте, как можно быстрей!..
Мирзо затормозил, чуть не выбив хлипкие больничные ворота. В будке сторожа мелькнула тоненькая фигурка в цветном фланелевом халатике поверх наутюженного белого. Девушка на ходу натягивала колпак, поторапливая сторожа. Механизм ворот заскрипел, створки медленно поползли в стороны.
– Не закрывай, Бобосайф!
– Хоп, Лиза, поспешай!
Девушка прыгнула в уазик, показывая Мирзо, как проехать к корпусу. На ходу приоткрыв дверь, она выскочила, как только машина остановилась перед крыльцом.
– Я сейчас!
Вышла со свертком в руках. Рядом с ней семенила старушка с полными руками грелок.
– Везите дочку в детское отделение третьего роддома. Там аппаратура получше.
Антон в полном ступоре держал невесомую ношу. Санитарка угадала его состояние и повернулась к Мирзо.
– Обложите маленькую грелками. Пока ее там не примут, тепло не убирайте. Господь милостив. Она у вас живучая, – попыталась она успокоить Антона.
– Направление! – спохватилась Лиза. – Вот! Возьмите.
Девочку приняли без проволочек. Успела предупредить Вера Дмитриевна. Антон отрешенно сидел на деревянной скамейке в коридоре новой больницы. Мирзо переминался с ноги на ногу, заглядывая в матовое стекло, за которое унесли ребенка. Дверь за их спинами распахнулась, обдав по-зимнему холодным предрассветным воздухом.
– Ну что? – Это примчалась Лиза после дежурства. – Погодите! Я сейчас все узнаю.
Вскоре послышался тихий дружный смех. Она возвращалась с подружкой.
– Говорят, будет жить. Можете отдохнуть. – Антон отрицательно замотал головой. – Ну, тогда поезжайте в септику, навестите жену, а я все равно здесь еще побуду, заодно и подежурю около малышки.
Только тогда Антона отпустило. Он огляделся по сторонам, встал, посмотрел на Мирзо:
– Тебя дома не загрызут?
Друг только рассмеялся в ответ.
Провожая мужчин до машины, Лиза поделилась с Антоном своей уверенностью в необычайности будущего его малышки. Щемящая боль снова сдавила сердце Скавронского. Хотелось спрятать дочку на себе, укрыть от всех бед. Но чутье подсказывало ему, что пока он может всецело положиться на эту девушку, такую хрупкую и такую сильную.
– Как вас зовут?
– Лиза. Лиза Шпомер. Я позвоню вам.
Он улыбнулся, но Лиза заметила, как странно поменялся цвет его глаз. Они стали прозрачными, как застывшая слеза…
(6)
Вымощенное плиткой шоссе с темными латками свежего асфальта убегало к подножию гор. На еще спеленатых снегами вершинах оседали подточенные теплом ледники. В придорожных канавах бурлила, закручиваясь в водовороты, темная талая вода. В разные стороны разбегались холмы, поля. Влажная пашня дышала, клубясь испарениями. То тут, то там в ярких лучах солнца вспыхивали цветастые косынки крестьянок. На обочинах коренастые стволы тутовника укрыла курчавая зелень. Деревья стригли каждую весну. Тогда они превращались в корявые столбовые вешки. Торчали тонкими веточками, словно перевернутые вверх корнями, ощетинившиеся на весь мир. Не проходило и недели, как молодые побеги наполнялись могучей силой, и тутовник превращался в сплошной ряд густых зарослей. Как всегда, под их сенью толпились ребятишки, собирая сочные ягоды. Антон попросил Мирзо остановить машину. Заслышав шум тормозов, навстречу посыпала детвора, показывая на пальцах, сколько будет стоить дармовой товар.
– Может, насобираем? – предложил шофер.
– Да брось ты. Для нас – копейки, а для них – заработок!
Стараясь не испачкаться – сок потом ни за что не отстираешь, – Мирзо, широко открыв рот, высыпал туда горсть. Ягоды так были похожи на разжиревших гусениц, что Скавронский невольно поморщился. За много лет он так ни разу и не попробовал шелковицы на вкус.
– Напрасно! Не случайно ее царской зовут.
– Да что я тебе, тутовый шелкопряд? – усмехнулся Антон.
– Что-то приуныл, Адамыч… – Мирзо мельком глянул в зеркальце на отражение своего начальника.
– Да не люблю я этих поездок.
У самого дома шофер заметил, что в окнах ярко горит свет.
– Твои еще не спят.
– Наталья все равно не ляжет, пока не встретит.
Но навстречу она не вышла. Гремела музыка, в спальне слышался смех. Антон оторопел.
Заглянув туда, Антон увидел, что растрепанная Надюшка, дорвавшись до родительской кровати, скачет по всему периметру, растопырив пальцы рук и выделывая пухлыми ножками немыслимые па. Магнитофонная бобина шипела, выбивая из утробы «Яузы» бешеный ритм популярной песенки. «She’s goddess yes baby she’s goddess…» – прокуренным дамским голосом надрывался супермодный ВИА «Шокинг блю». Вторя музыкальному такту, запыхавшаяся Надюшка приговаривала любимые стишки:
Все смесялось в обсем танце,
и летят во все концы
Гамадйилы и бйитанцы,
Ведьмы, блохи, кольдуны.
– Чем это полуночные богини заняты? – грозным голосом призвал к порядку Антон.
– Пляшем кекуок! – Наталья зашлась от хохота.
– Тата! – распахнув объятия, обрадовалась Надюшка.
Так она называла и отца и мать, объединив их одним именем. Антон достал из нагрудного кармана пупсика, пискнул резиновым животиком.
– Ой!
Девочка шлепнулась от счастья на подушку с куклой в руке. Тут же проворно начала вить гнездо, укладывая пупса спать.
