Сперва ее до неудержимой смешинки в области диафрагмы веселил вид Николаса Пейджа, одетого в советский военно-морской китель. Он играл роль старпома корабля, капитана второго ранга Кутузова. А она – его верную жену. Именно верную, несмотря на то что командир ракетного крейсера, красавец капитан первого ранга Чайковский в исполнении обожаемого всеми женщинами мира Колина Фитцсиммонса, по сценарию любил ее с курсантской юности, когда еще бегал в форменке военно-морского училища. А она вот – вышла за своего Кутузова в исполнении Николаса Пейджа. И была ему верной женой.
Но когда снимали самую яркую сцену, сцену офицерского пикника в сопках перед дальним походом, Татьяна все же вмешалась и потребовала гнать пейсатых одесситов прочь с площадки.
Терпению ее пришел конец, когда консультанты Моня и Шлема организовали в кадре гору ящиков водки, якобы выгружаемых из вертолета для отдыха офицеров все теми же чумазыми матросиками, и особенно, когда Моня со Шлемой принялись выстраивать мизансцену у костра, где участники пикника должны были жарить на прутиках какие то-сосиски, причем каждый – свою сам…
– Да не было так никогда! – закричала Таня, потеряв всякое терпение, – Не было! Никаких ваших барбекю у нас никогда не было! Были всегда ша-шлы-ки. Шашлыки были всегда, вы поняли или нет?.. И я не намерена сниматься в такой туфте! – кричала она…
Когда прибывший на площадку Колин велел осадить Моню со Шлемой в их постановочном рвении, Таня с охотой принялась сама выстраивать мизансцену и заказывать реквизит.
– Понимаете, у нас никогда не было голода, как вы все тут думаете… Мы на пикники специально заранее мариновали целое ведро мяса – свинины или молодой говядины… Мариновали в сухом вине со специями. А потом жарили не на прутиках, как вы сосиски свои жарите, а на шампурах, и жарил один человек – обученный мангальщик…
Съемки решили прервать, покуда из Сет-Иль не привезут эмалированного ведра, а мастера на все руки – декораторы «Мунлайт» – не сварят из листового железа настоящие мангалы…
Ах, какое удовольствие получила она, показывая Колину и Николасу, как нанизывают на шампуры куски мяса, вперемежку с цельными помидоринами и кружками репчатого лука!
– Ну что? Хорошие у меня шашлыки? – с победной интонацией вопрошала Таня, когда вся команда за обе щеки уплетала первую порцию. – И есть надо непременно прямо с шампура, а не так как некоторые тут у вас пытаются – с разовых тарелочек пластмассовых…
Моня со Шлемой ворчали:
– Дикари! Русские все равно дикари…
Она так увлеклась игрой! Она даже почти все позабыла!
В сцене, когда над живописным обрывам она в накинутом поверх платья офицерском кителе стояла против Колина и он объяснялся ей в любви, а она говорила ему свое «нет», она явственно жила той жизнью, где была не актрисой Таней Лариной, но женой русского офицера – Наташей Кутузовой.
Колин говорил ей о свой любви, и слезы, неподдельные слезы катились у нее из глаз.
Это была лучшая роль в ее карьере. Лучшая.
Но стоило Грише позвонить ей на мобильный телефон, как она тут же забыла и о роли, и о карьере…
Он не приехал в аэропорт, чтобы ее встретить. Она сильно обиделась. Ведь она проделала такой длинный и утомительный путь. От Сет-Иля до Монреаля на этой доисторической летающей лодке без элементарного комфорта.
А потом еще долгие часы лета в «боинге» «Пан-Америкэн» от Монреаля до Лос-Анджелеса.
А чего ей стоили объяснения с Колином, чтобы на три дня сорваться в Калифорнию, и это в самый разгар натурных съемок, когда каждый погожий день на счету! Она соврала Колину, что летит повидаться с детьми. Прилетела к нему – к Грише, а он ее и не встретил! Может, случилось что? Может, авария, ведь он так гоняет на этом своем «корветте» шестьдесят седьмого года, который она ему купила…
Набрала номер его мобильного телефона.
– Аппарат вызываемого вами абонента временно выключен, – ответил женский голос оператора телефонной компании.
Татьяна остановила такси и назвала адрес.
Сидя на заднем сиденье, достала зеркальце и принялась поправлять макияж.
После шести часов пути у нее усталый вид, а ей хотелось явиться перед ним такой свеженькой, совсем как розочка в утренней росе.
Татьяна поймала себя на том, что комплексует по поводу своего возраста.
На съемочной площадке «Мунлайт Пикчерз», где было полным-полно молоденьких женщин, она не думала о том, что ей уже сорок… На съемочной площадке у нее была роль. Роль женщины ее лет…
А рядом с Гришей, рядом с ним вечно крутятся-вертятся желторотые старлетки… Желторотые, но с какими-то однозначно похотливыми ротиками!
И она поймала себя на том, что ревнует. Ревнует и комплексует, что ей уже пятый десяток.
Такси подкатило к Гришиному бунгало – к его холостяцкой лежке, как он сам ее называл, – к снятому одноэтажному домику с вечно закрытыми жалюзи на по-калифорнийски широких окнах.
Она позвонила в дверь. Постояла с минуту. Может, его нет дома?
Из-за двери явственно доносились звуки рок-н-ролла. Не слышит звонка из-за слишком громкой музыки? Может, принимает ванну?
Татьяна слегка нажала ручку двери, и та вдруг подалась. Было не заперто. Татьяна вошла внутрь, робко озираясь в холле.
Дома определенно кто-то есть! Телевизор в холле включен, проигрыватель играет…
– Сюрприз! Сюрприз! – игриво кричала Таня, осторожно перемещаясь по квартире. – Сюрприз! К кому-то Танечка из Канады прилетела!
В конце коридора ярким пятном света означилась незапертая дверь в ванную.
– Сюрприз, сюрприз, – напевала Таня, появляясь в дверном проеме.
Вошла и замерла. В ванной, вернее, в мраморной джакузи, развалившись, млели два тела. Гришенька и длинноногая брюнетка. На полу стояло ведерко со льдом, из которого торчало горлышко бутылки «ДомПериньон».
– Сюрприз! – передразнил ее Гриша.
Брюнетка поднялась из воды, обнаружив незаурядный топ-модельный рост, и, обернувшись в белый махровый халат, прошла мимо остолбеневшей Татьяны, слегка обдав ее запахом модного шампуня.
– Сюрпри-и-и-из! – еще раз передразнил Гриша. – Чего встала, уставилась? Раздевайся, залезай сюда, – он махнул ей рукой, указывая на бурлящую акваторию джакузи.
И Таня разрыдалась.
– Что ты со мной делаешь! Что ты со мной делаешь!..
Но руки ее, живя своей, отдельной жизнью, торопливо расстегивали пуговицы…
Она проснулась, когда еще не рассвело. Гриша спал на животе и храпел, от него несло алкоголем. На экране без устали упражнялись лесбиянки. Она медленно прошла в ванную и, не глядя на себя в зеркало, залезла под холодный душ. Так гадко и противно ей никогда еще не было.
