На следующий день я встал еще до восхода солнца и поехал в
графство Траппингус. Я обошел Хомера Крибуса и вместо него встретился с Робом
Макджи. Тот не желал меня слушать. Сознательно не хотел слушать. В один
прекрасный момент я был почти уверен, что он даст мне в морду, только бы не
слушать, но в конце согласился поехать и задать Клаусу Деттерику пару
воп-росов. В основном, думаю, чтобы я не поехал туда сам.
– Ему всего тридцать девять, но он выглядит сейчас, как
старик, – сказал Макджи, – и совсем не нужно, чтобы хитрому дрый тюремный
охранник, вообразивший себя детективом, тревожил его, когда горе понемногу
стало забываться. Вы останетесь в городе. Я не хочу, чтобы вы приближались к
ферме Деттериков даже на выстрел, но мне нужно найти вас после разговора с
Клаусом. Если вам станет не по себе, возьмите внизу кусок пирога на обед. Это
вас успокоит. – Я потом съел два куска, и это вправду было тяжело.
Когда Макджи вернулся в закусочную и сел у прилавка рядом со
мной, я попытался что-то прочесть на его лице и не смог.
– Ну что? – спросил я.
– Пойдемте ко мне домой, поговорим там, – сказал он. –
Здесь, на мой вкус, слишком много народу.
Мы поговорили на веранде дома Макджи. Обоим было зябко и
неуютно, но миссис Макджи не разрешила курить в доме. Она была передовая
женщина. Макджи говорил немного. Он делал это с таким видом, словно ему совсем
не нравится то, что слетает с его губ.
– Это ничего не доказывает, правда? – спросил он, заканчивая
рассказ. Тон его был воинственный, и он то и дело агрессивно указывал сигаретой
в мою сторону, но лицо его выглядело нездоровым. Мы оба знали, что видим и
слышим в суде не всю правду. Я подумал, что это единственный раз, когда помощнику
шерифа Макджи бы-ло жаль, что он не такой тупой, как его босс.
– Я знаю, – сказал я.
– А если вы считаете, что можно созвать повторное слушание
лишь на основании одного этого, то подумайте еще раз, сеньор. Джон Коффи –
негр, а в графстве Трапингус очень щепетильны насчет повторных судов над
неграми.
– Это мне тоже известно.
– И что вы собираетесь делать?
Я погасил свою сигарету о перила веранды и выбросил на
улицу. Потом встал. Мне предстояла долгая холодная дорога домой, и чем скорее я
выеду, тем быстрее доберусь.
– Хотел бы я это знать, помощник Макджи, – вздохнул я, – но
я не знаю. Единственное, в чем я уверен, это то, что второй кусок пирога съел
зря.
– Я скажу тебе кое-что, раз ты такой умный, – сказал он все
еще пустым агрессивным тоном. – Мне кажется, что не стоит открывать ящик
Пандоры.
– Не я его открыл, – ответил я и поехал домой. Я приехал
поздно, уже за полночь, но жена ждала меня. Я так и думал, что она будет ждать,
но мне все равно было очень приятно ее видеть и чувствовать ее руки вокруг моей
шеи и ее упругое тело рядом.
– Привет, странник, – сказала она, а потом прикоснулась ко
мне пониже. – С этим парнем все в порядке? Он, как всегда, здоров и весел.
– Да, мэм, – Я поднял ее на руки, а потом отнес в спальню, и
мы занимались любовью, сладкой, как мед, и, когда я дошел до высшей точки, до
этого чувства величайшего наслаждения, когда отдаешь и получаешь, я подумал о
нескончаемых слезах Джона Коффи. И о Мелинде Мурс, говорившей: «Мне снилось,
что ты блуждаешь в темноте, как и я».
Все еще лежа в объятиях жены, в сплетении рук и бедер, я
вдруг заплакал.
– Пол, – воскликнула она потрясенно и испуганно. По-моему,
она видела меня в слезах не больше шести раз за всю нашу долгую семейную жизнь.
Я никогда не был в обычных обстоятельствах слезливым. – Пол, что с тобой?
– Я знаю все, – ответил я сквозь слезы. – Я знаю, черт
возьми, слишком много, если сказать по правде. Я собираюсь казнить Джона Коффи
меньше чем через неделю, но девочек Деттерик убил Вильям Уортон. Это был Буйный
Билл.
Глава 5
На следующий день та же группа охраны, что завтракала у меня
в кухне после ужасной казни Делакруа, собралась там опять. Но на этот раз в
военном совете принимал участие и пятый: моя жена. Именно Джен убедила меня
рассказать все остальным, я сначала не хотел. «Ну неужели не хватит того, –
спросил я ее, – что знаем мы?»
– Ты плохо соображаешь, – ответила она. – Наверное потому,
что все еще расстроен. Им уже известно самое главное: что Джон взят за
преступление, которого не совершал. Возможно, теперь им станет легче.
Я не был так уверен, но прислушался к ее мнению. Я ожидал
взрыва эмоций, после того как рассказал все Вручу" Дину и Харри (я не мог
доказать, но я знал), однако сначала ответом было только задумчивое молчание.
Потом, взяв еще одно испеченное Дженис печенье и начиная намазывать его
толстенным слоем масла, Дин сказал:
– Ты думаешь, Джон видел его? Видел, как Уортон бросил
девочек, а может даже, как насиловал их?
– Думаю, что если бы он видел, то попытался бы помешать. А
Уортона он мог видеть, когда тот убегал, думаю, так оно и было. Но даже если и
видел, то потом забыл об этом.
– Конечно, – сказал Дин. – Он особенный, но не очень
сообразительный. Он понял, что это был Уортон, когда тот протянул руку сквозь
решетку и дотронулся до него.
Брут закивал:
– Поэтому у Джона и был такой удивленный вид, и такой...
потрясенный. Помните, как он вытаращил глаза?
Я кивнул.
– Он использовал Перси как оружие против Уортона, так
сказала Дженис, и я об этом долго думал. Почему Джону Коффи понадобилось
убивать Буйного Билла? Перси, может быть, ведь Перси раздавил мышонка Делакруа
прямо на его глазах, Перси сжег Делакруа заживо, и Джон об этом знал, но причем
тут Уортон? Уортон так или иначе насолил нам всем, но, насколько я знаю, он
совсем не трогал Джона, они и парой слов не обменялись за все время на Миле, да
и те были сказаны вчера вечером. Тогда почему же? Он был из графства Пурдом, а
белый мальчик оттуда вообще не видит негра, разве что тот сам забредет. Так
почему все-таки? Что он обнаружил или почувствовал такого ужасного, когда
Уортон дотронулся до него, что сохранил в себе яд, вытянутый из тела Мелли?
– И чуть сам себя не убил, – добавил Брут.
– Процентов на восемьдесят. Единственное, что приходит в
голову – близняшки Деттерик, только этот ужас может объяснить его поступок. Я
говорил себе, что идея безумна, может, это просто совпадение. А потом вспомнил,
что Кэртис Андерсон написал в первой записке о Вильяме Уортоне: Уортон –
безрассудный и бешеный, он наследил и накуролесил по всему штату, прежде чем попался
за убийство. «Накуролесил по всему штату». Я запомнил. Потом то, как он пытался
задушить Дина, когда пришел. Тогда я подумал...
