– Да, представь себе. Подруга детства. Анелька, так одеваемся мы, или ей через забор сигать, ломать ноги на глазах у публики?
– Пошли уж, – вздохнула Анелька и с сожалением отбросила окурок. – Так в кого рядиться будем?
– Ты не изощряйся особенно. Главное, чтобы стала сама на себя не похожа и не сильно выделялась на улице. А то арестуют еще, и объясняйся потом в участке, кто да что.
Через двадцать минут через главную проходную «Ленфильма» на Кировский проспект вышла пара молодых людей: очень маленький, на вид совсем ребенок, но ладный юноша, и среднего роста растрепанная длинноволосая брюнетка в низко надвинутой мужской шляпе с опущенными полями, в джинсах, заправленных в резиновые сапоги, и в темной суконной куртке с застежкой на правую – мужскую – сторону. За спиной девицы болтался вещмешок наподобие солдатского из старых фильмов о Гражданской войне. Девица, напоминавшая бродяжку, как это ни странно, не шокировала прохожих своим видом. Такой стиль одежды назывался «грандж» и совсем недавно вошел в моду у молодежи.
Пара спокойно прошла мимо черного хищного джипа, рядом с которым толклись «механизмы» Ордына. Они внимательно рассматривали всех выходящих из студии, а один орал в трубку радиотелефона, пустыми глазами в упор глядя на ряженую Светочку: «Да нет, Ордын, гадом буду, не выходила она! Не выходила, Ордын!»
* * *
Аврора Францевна готовилась стать пенсионеркой, и не было ей от этого ни холодно ни жарко. Работа никогда не являлась для нее отдушиной, способом уйти от домашней рутины. Она всегда, даже во времена семейных бедствий и неурядиц, с радостью возвращалась домой и вдыхала знакомый запах прихожей, запах сухого букета и крема для обуви, запах мокрого зонта и старых журналов, запах, слегка отдающий в последнее время валерьяновыми каплями, к которым Аврора начала прибегать после отъезда Вадима и Оксаны в Израиль. Переживала она не столько отъезд сына, сколько то, что от нее увезли Яшеньку, внука.
Если и испытывала она в последние годы счастливые минуты, то связаны они были всегда с Яшенькой, звездочкой, ясным солнышком, румяным наливным яблочком, зайчонышем и златокудрым королевичем. С Яшенькой умницей, Яшенькой красавчиком, Яшенькой гениальным ребенком.
Яшенька в четыре года, восседая на раскрученном до верхних пределов винтовом табурете, играл этюды на фортепьяно. Яшеньке была куплена маленькая детская скрипочка, ровно-ровно покрытая вишневым лаком, такая певучая на вид. И Яшенька, как пишет Оксана (Оксана, потому что Вадьке, важному господину, видите ли, некогда. Видите ли, занят он сильно в своем рентгеновском кабинете и опять-таки сильно устает, бедняжка), Яшенька потряс свою учительницу музыки тем, как уверенно и элегантно в первый раз в жизни приложил скрипочку к плечу, как изящно и твердо взял на изготовку смычок маленькими своими пальчиками. У Яшеньки абсолютный слух, и Аврора часто слушает магнитофонную запись песенки Крокодила Гены в Яшенькином исполнении, той самой, про день рожденья.
Яшенька, Яшенька… У Авроры Францевны среди Яшенькиных фотографий, собранных в особый альбомчик, хранилась журнальная вырезка из «Огонька» – репродукция картины Нестерова с изображением Сергия Радонежского в отрочестве. Яшенька – вылитый нестеровский отрок. Вы-ли-тый.
Аврора Францевна собралась было всплакнуть и запить слезы валерьянкой, когда в замке завозился ключ, дверь распахнулась, и Франик втащил за руку незнакомую девицу вида самого что ни на есть помоечного. «Ну, вот, – подумала Аврора Францевна, – начинается». И поклялась себе, что не потерпит присутствия этакого существа в своем доме – хватит уже проявлять мягкотелость и терпимость! – и поставит на место распустившегося Франца. Но существо вдруг сорвало кошмарную шляпу вместе с черными лохмами, сделалось соломенного оттенка натуральной блондинкой с длинной челкой и косичками, закрученными по бокам головы, и сказало:
– Здравствуйте, тетя Аврора. Тетя Аврора, вы только не пугайтесь… Просто мы от бандитов сбежали. Меня Франц спас. Вы меня помните? Мы встречались в Юрмале на детском фестивале.
– Светочка?! Ой, – сказала Аврора, – ой, деточка, да проходи же! Господи, что за колхоз у тебя на ногах и… все прочее! Ты из дому сбежала?!
– Да нет же, тетя Аврора! – расстегивая жуткий бушлат и стягивая пятками резиновые сапоги, успокаивала ее Светочка. – Я учусь в консерватории.
– В таком виде? Я знала, что мир перевернулся, наизнанку вывернулся, но… не настолько же. Дай я тебя обниму. Как Наташка?
– С мамой все хорошо, тетя Аврора.
– Все по гастролям?
– Н-нет… – замялась Светочка. – У нее дома заботы. Больше не ездит, – туманно объяснила Светочка и перевела разговор на другое: – Меня, понимаете, прямо на «Ленфильме» чуть бандиты не изнасиловали, а Франц спас.
– Она, мамочка, сама убежала, – пустился в объяснения Франик, – я ее только переодел и вывел. Ты хоть понимаешь, винторогая, что тебе теперь на студии нечего делать? – обратился он к Светочке. – Ордын этот, который тебя возжелал, страшно мстительная дрянь, редкостная дрянь. Он ни перед чем не останавливается.
– Я понимаю, конечно, – грустно кивнула Светочка, – а такая подработка была хорошая! Придется теперь сидеть в общежитии и по ночам клей по бутылочкам разливать, как девчонки делают. Чем больше бутылочек наполнишь, тем больше заплатят.
– Ужас какой! – возмутилась Аврора. – Куда мы идем? – Она уже ставила чайник на огонь, сдвигала к краю кухонного стола бархатно-лиловые, под стать старинным театральным занавесям, астры, ныряла в холодильник за сыром, добытым с утра пораньше в ближайшем гастрономе, и за банкой сосисочного фарша, выкупленной на работе в составе продуктового набора вместе с дефицитной гречкой и консервированными болгарскими фаршированными перцами в томате, которые стоило бы сразу же и выбросить, а не хранить до тех пор, пока вздуется банка.
…Вечером Михаил Александрович, которого познакомили со Светочкой, уже лежа в постели с увесистой пачкой газет на одеяле, говорил Авроре Францевне:
– На редкость симпатичная девушка. Очень тактичная и чуткая. И красавица. Не пригласить ли нам ее пообедать в воскресенье? Такая худенькая, в чем душа держится.
– Ты не увлекся ли, Миша? – озорно толкнула его в плечо Аврора Францевна, которая полусидела, заложив пальцем «Анжелику в Новом Свете». – Не помню тебя настолько сентиментальным. Но девочка и правда хорошая.
– Я об этом и говорю, – смущенно проворчал Михаил Александрович, уличенный в сентиментальности. – Войди, Франц, – откликнулся он на стук в дверь.
– Между прочим, мама и папа, – начал Франик прямо с порога, – они ее и в общежитии могут найти. Выяснить на «Ленфильме» ее личность – раз плюнуть, если задаться такой целью. А они мстительные, и у них не все в порядке с психикой, я уверен.
Аврора резко села в кровати и, помолчав несколько секунд, чтобы осмыслить услышанное, сказала:
– Вот что, Франц. Ты завтра же перевезешь Светочку к нам. Места достаточно, целая свободная комната. Миша, я надеюсь, возражений не будет? И отлично. А еще, Франик, будь добр, отныне продирай глаза пораньше и провожай Светочку на занятия в консерваторию, а также и встречай, по крайней мере, какое-то время, пока мы не убедимся, что ей ничто не угрожает. А в милицию, я так понимаю, обращаться бесполезно, раз теперь девушек умыкают совершенно в открытую.
