– Завидовать нечему, поверь! – сказал искренне Переплет, не вдаваясь по-прежнему в детали. – И, прошу, не думай, будто я…
– Я тебя прекрасно поняла, – сказала Альбина, избавив его от необходимости объяснять, что он не решил воспользоваться недолгой свободой для интрижки.
А ведь именно так и было.
Она очень хотела попросить его уйти. Однако приходилось сдерживать себя – ради них с Олегом, ради детей. Благосостояние семьи требовало определенных жертв. Ей было досадно из-за мужа, который так до сих пор и не понял, что происходит между ней и Сашей. Переплет замолчал, мрачно выстукивая пальцами «Турецкий марш». Первая атака захлебнулась. «Теряешь хватку!» – упрекнул он себя. Впрочем, это была только разведка боем.
Он вспомнил о человеке, для которого все эти военные термины теперь не были абстрактными понятиями. Хороший повод сменить тему. Альбина неделю назад получила письмо от отца. Тот жаловался на жару и скорпионов. Скорпионы кусали новобранцев. Жара сводила с ума.
– Нужно было сразу сказать мне! – сказал Акентьев. – Когда было еще время. Я бы мог помочь!
И в самом деле, он вполне мог посодействовать через тестя и спасти Вихорева от этой чертовой войны. И заработать еще несколько очков в глазах Альбины.
– Нет, – она замотала головой. – Он бы все равно поехал, разве ты не понимаешь?!
– Не понимаю, но могу представить! – кивнул Акентьев. – Старая гвардия!
Он устроился поудобнее на венском стуле, огляделся. Метражи здесь были небольшие, но все искупалось домашним уютом, которого он был лишен в своей собственной квартире. Хотелось задержаться здесь подольше, о чем он немедленно сообщил хозяйке.
– Я тебя не гоню, – сказала Альбина с улыбкой.
– Ты все еще не можешь меня простить? – спросил он, пока она наливала чай.
– Нет, почему же? – Альбина подняла брови. – Все, что было, уже неважно. Знаешь, как говорят, прошлого уже нет, будущего еще нет, есть только настоящий момент. Текущий, так сказать…
– Есть только миг, за него и держись!
– Да. Знаешь, после всего, что мне довелось пережить, ничего другого не остается. Ты помнишь Невского? – спросила она.
– Конечно, – пожал недоуменно плечами Переплет. – С памятью у меня, слава богу, все еще в порядке! А почему ты спросила?
– В последнее время он не идет у меня из головы!
Наверное, Акентьев должен был быть последним человеком, с которым она могла бы обсуждать Невского, только… Только больше никого не было. Марков далеко, Иволгин – человек хороший, но с Женей знаком не был.
Альбина была готова даже рассказать Переплету о письме, которое получила от Флоры Алексеевны; о той подлости, которую, как оказалось, подстроила Невскому в больнице похотливая сестричка… Хотела поделиться тем, что носила давно на сердце. Потому что он знал Невского, посмеивался над ним немного, но было ведь что-то, что объединяло всех их тогда – так ей казалось.
Однако, не успев начать, она поняла, что ошиблась. На лице Акентьева появилось жесткое выражение, словно она затронула больную тему. Черт возьми, подумала она – да он кажется, ревнует. Ревнует ее к Женьке Невскому, словно тот до сих пор жив.
Тут она попала в точку. Акентьев предположить не мог, что на пути у него окажется не только Олег Швецов, но еще и давно покойный Невский. С мертвецами трудно бороться, это факт. Иначе он мог бы продолжить разговор, мог сказать ей, что и сам вспоминает нелепое самоубийство чудака-одноклассника… Что на него оно произвело впечатление едва ли не большее, чем на кого-либо. Потому что он никогда не думал, что Евгений способен на что-то, кроме юношеского стихоплетства. Но к чему тревожить прошлое? Пусть мертвецы тихо лежат в своих могилах.
– Так что там за бумаги ты принес? – спросила она, закругляя разговор.
– Бумаги – это только предлог, чтобы увидеть тебя, – признался он. – Разочарована?
Альбина не ответила, по ее лицу пробежала тень. Переплета это позабавило. Первый шаг был сделан.
– Могу я позволить себе небольшую… шалость, скажем так? – вопросил он. – Или советский чиновник непременно должен быть бесчувственной мраморной статуей?!
– Мы оба знаем, – сказала она, стараясь держать себя в руках, – какой ты шалун! Мне это не кажется смешным.
– Мне тоже не кажется смешным то, что такая женщина, как ты, собирается провести всю свою жизнь с человеком, скажем так – посредственным, – сказал он все с той же улыбкой. И нарочно повторил, видя, как она вспыхнула: – По-сред-ствен-ным!
– Я расслышала. Скажи еще, что я его на самом деле не люблю! – предложила она с улыбкой.
– Это было бы глупо. Иначе бы ты не вышла за него замуж, полагаю.
– Верно полагаете, товарищ Акентьев!
– Можно еще чашечку?
Они помолчали, разговор совсем не клеился. Акентьев допил чай и стал собираться.
– Иногда мне кажется, что он и не умер вовсе! – сказала она, когда он стоял уже в дверях.
«Я могу навести справки!» – хотел сказать Переплет, но не сказал. Она бы все равно не поняла.
Он и так поспешил, сделал глупость. И Невский вылез некстати.
Напоследок сказал, что не прощается, – при плохой игре важно сохранить хорошую мину. Но он знал – есть сотня способов избегать человека, с которым не хочешь встречаться. А у замужней женщины с детьми таких способов не меньше тысячи. А то, что Альбина вряд ли захочет его снова видеть, – можно не сомневаться.
И что теперь оставалось? Либо сдержать страсть, забыть о ней навсегда… Либо действовать. В швейцарском пансионате Дине суждено провести не одну неделю. И за это время можно успеть многое, если подойти с умом. Переплет вспомнил, как недавно на одном внеплановом заседании в ресторане гостиницы «Москва» Дрюня Григорьев со всем доступным ему красноречием рассуждал о мести.
– Месть – это святое! – приговаривал он и тряс пальцем, словно держал его на курке револьвера, – и жест, и фраза, очевидно, были позаимствованы им из какого-нибудь вестерна.
И рассказывал про какого-то ушлого ублюдка из своих знакомых – тот недавно удачно избавился от конкурентов, подставив их под уголовное дело. Теперь, припоминая этот разговор, Акентьев призадумался. Стоит закрасться в голову мысли, и ее уже не выгонишь.
* * *
– Ты читал?! – Альбина сложила газету. – Один из магазинов разгромили какие-то бандиты. Ужас, что творится. Разнесли все вдребезги!
Вопрос был риторический. Олег ничего не знал, ничего не читал и если сообщал что-то, выходившее за рамки их семейной жизни и работы, так только услышанное в разговорах с деловыми партнерами или от Александра Акентьева. Из Москвы вернулся с подарками и планами, которыми делился не очень охотно, уже хорошо зная, что Альбина не любит загадывать вперед.
– Бывает, – сказал он по поводу статьи. – Не заплатил, значит, кому следует.
