— Спокойной ночи, малыши, — сказал бригадир и хлопнул в ладоши. — Сафари закончено. Грузим, ребята. Семеныч, вколи черному еще кубик. Он мне что-то не нравится.
— А отчетность, Саша? — удивился тот.
— Ну ладно. Грузим…
В этот вечер на столе в кабинете Корнилова и Санчука лежали четыре черных листа, похожих на копировальную бумагу. На каждом из них было полукружье отпечатков, дырявых по краям.
— Ну и что это тебе дало, Санчо?! — кричал Михаил. — Что ты тут увидел, собачий дантист? Что дала тебе эта клыкоскопия?..
Корнилов со свойственной ему привычкой нервно бегал по кабинету и бросал Санчуку один ехидный вопрос за другим, на которые у опера не было ответа. Наконец Санчук принял какое-то решение, взял со стола темный листок без отпечатка собачьих челюстей, догнал бегущего Михаила. Когда же тот резко повернулся, чтобы выкрикнуть очередной вопрос, быстро сунул бумажку напарнику в рот. Зубы Корнилова лязгнули от неожиданности. А Коля Санчук уже рассматривал отпечаток его зубов на свет.
— Так ты и меня подозреваешь, хохляцкая морда! — закричал Корнилов.
— Нет, это не ты, — успокоил его Санчук. — У тебя прикус неправильный.
Но, увидев, что Корнилов приближается к нему мягким кошачьим шагом мастера дзю-дзюцу, бросился к грейпфрутовому деревцу, схватил его за тонкий стебель и закричал:
— Только тронь меня, Корнилов! Вырву с корнем священное дерево друидов. Так и знай, капитан. У меня в руках заложник. Слушай мои условия. Делаешь два шага назад, берешь чайник и идешь в туалет за водой… Правда, Михась, заварил бы чаю, как ты это умеешь. Мы бы сели с тобой и опять все хорошенько обмозговали…
Глава 7
— Сейчас видно, Санчо, — сказал Дон Кихот, — что это не рыцари, а подлая челядь, низкопробные людишки. Говорю я это к тому, что ты имеешь полное право оказать мне помощь и явиться орудием праведной мести за то зло, которое они на наших глазах осмелились причинить Росинанту.
— Какая тут к черту месть, — воскликнул Сачно Панса, — когда их больше двадцати, нас же всего только двое, а вернее сказать полтора!
— Я один стою сотни, — возразил Дон Кихот.
— Спасибо тебе, Таможенник, за наше счастливое детство, — часто повторяла Аня, входя, например, в свою пусть и однокомнатную, но зато новую квартиру.
В самом начале свадебного пиршества, глядя на богатый стол, она тоже произнесла эту фразу. Находившийся неподалеку капитан Харитонов тут же поинтересовался у невесты, в каком чине находится ее богатый родственник, служащий на таможне. Чин «родственника» на самом деле был небольшой, вернее, самый низший. К тому же, служил он не на российской таможне и вообще, он был француз и жил больше века назад, что тоже говорило не в его пользу.
Наверное, Ольга Владимировна была права, и Аня поспешила продать картину Анри Руссо, известного в мире искусства под кличкой Таможенник. Но Аня слишком торопилась забыть историю с наследством своего свекра, с убийством и покушением на ее жизнь. Ей хотелось поскорее начать новую жизнь, отречься от старого мира, отряхнуть прах и так далее. Картина Анри Руссо, оставленная ей в наследство свекром-художником, тоже принадлежала к «старому миру» и от нее Аня тоже поспешила избавиться, как от неприятного воспоминания, тяжелого груза прошлого.
До сих пор ей казалось невероятным, как это за такую примитивную, хотя и яркую картинку можно было выручить такую сумму денег, что хватило и на квартиру, и на свадьбу, и на свадебное путешествие в Японию. Пальмы, цитрусы, туземная девушка, черная пантера… Она сама когда-то неплохо рисовала, к тому же много раз видела, как это делал ее первый муж, и на Олины упреки отвечала:
— Я потом сама нарисую такую же картину. Даже еще ярче. «У девушки с острова Пасхи украли любовника тигры».
Ольга Владимировна чувствовала себя виноватой, что тогда вовремя не вмешалась и позволила Ане так бездарно продешевить с Таможенником. Поэтому, услышав о том, что Корниловы хотят купить недорогую иномарку, она предложила им свой почти новенький «Фольксваген-Гольф» за смешную цену, считай, сделала им еще один свадебный подарок. Сумму, которую заплатила Аня за машину, можно было сравнить с символической мелочью, которую отдают обычно за щенка или котенка, потому что брать их даром не принято.
Михаил обрадовался машине, как маленький мальчик игрушечной машинке. Аня получила громадное удовольствие, наблюдая, как Корнилов с выражением блаженства на лице складывается в суставах, чтобы засунуть свое длинное тело в «домик кума Тыквы» на колесах.
— Предлагаю оставшуюся от отпуска неделю путешествовать на колесах по Средней полосе, — сказал Корнилов.
— По средней дорожной полосе? — не поняла Аня.
— Средняя полоса, «Золотое кольцо России», Волга, старинные русские города, монастыри… Как это было бы хорошо!
— Надо было съездить в Японию, чтобы понять это, — одобрила его предложение жена. — Я знаю один захолустный монастырь. У меня там знакомая есть. Акулиной зовут.
— Акулина? Можно заехать проведать…
Но это были только планы, а пока они просто решили прокатиться, потолкаться в потоке машин, постоять в пробках, пока это еще было им в новинку.
— Так значит, дело Синявиной закрыто? — спросила Аня на одном из забитых транспортом перекрестков.
— Еще нет, но все к тому идет.
— Значит, собачки скоро будут в конуре подсудимых?
— Собачки? Этот черный пес так тяпнул бригадира живодеров за руку, что пришлось потом рану зашивать. Санчо вот бегает, суетится, слепки с клыков делает, что-то там замеряет…
— А ты? — спросила Аня.
— А я жду… Слушай, эта «семерка» меня уже достала! — впервые выразил возмущение водитель Корнилов за рулем собственной машины. — На Московском проспекте она меня подрезала. Теперь вот дергает…
— Чего ты ждешь? — не сдавалась жена.
— Сам не знаю, — отозвался Михаил каким-то глухим голосом. — Может, у моря погоды. Жду, когда налетит ветер, ясное небо покроется темными тучами, словно звериными шкурами. Толпы небесных демонов, мохнатых оборотней налетят, закружат… Как другая стихия, подобно небесной, заключенная в телесную оболочку, отзовется им снизу, с земли…
— Вот кто стащил у меня статьи Афанасьева по славянской мифологии! — воскликнула Аня. — Терпеть не могу, когда кто-то берет мои книги и не ставит их на место. Запомни, Корнилов. Книг у меня немного, но я их покупаю не просто так. Это такие вехи, ориентиры моей души. Ничего тут смешного…
Я после защиты диплома поняла, что образование мое только начинается. Теперь я, по крайней мере, знаю, что мне нужно учить и что читать. Не только ты один занимаешься самосовершенствованием. Погоди, я еще заставлю тебя заниматься со мной джиу-джитсу.
— Следует говорить «дзю-дзюцу», — поправил Михаил. — Как говорят столь нелюбимые мною американцы: «Я горжусь тобой»… Эта «семерка» меня просто выводит из себя! Красная, с тонированными стеклами. Типичная «звериная»!
