И потому генерал просто постучал в дверь. Пистолет еще плотнее уперся в спину…
Шаги. Щелчок замка…
– Руки!
Полковник среагировал быстро, но все-таки недостаточно быстро.
– У него настоящие… – предупредил генерал.
Полковник стоял в двери.
– Назад. Руки за голову! Стреляю без предупреждения!
Полковник не сдвинулся с места.
– Сопротивления не оказывать, – сказал генерал, – делайте, как он говорит.
– Это приказ? – осведомился полковник.
– Да, это приказ! – рявкнул генерал.
Полковник начал медленно отступать в глубь вагончика. Оператор БПЛА видел происходящее и мог бы смыться, ему дали достаточно времени, чтобы сообразить, а переход в соседний вагончик в двух секундах – вскочил и нырнул, как мышь в нору. Еще и нажал тревожную кнопку – эта кнопка есть на каждом пульте управления БПЛА, даже две – под правую руку и под левую, нажал – и уничтожил всю информацию и все программное обеспечение. Вот только оператор остался на месте и не нажал кнопки – его просто никто не учил, что делать, когда пульт управления захватит террорист.
Еще один прокол.
«Афганец» опустил автомат. Он повис на ремне, свободной рукой он навалился на ручной затвор и заблокировал дверь.
– Вон туда! Закрыть дверь.
– Парень, да ты охренел совсем? – Полковник сделал шаг вперед. Первая пуля прилетела в пол, в сантиметре от его ботинка, вторая ударила точно в экран. Экран полыхнул вспышкой и погас, потекла жидкость, которая обеспечивала изображение в мониторе.
– Командный центр захвачен, – сказал генерал, – ты выиграл, парень, поздравляю. Я, генерал Сыромятников, начальник учебного центра особого назначения, говорю тебе это. Положи автомат и давай перекурим.
«Афганец» отрицательно покачал головой.
– Ни хрена.
– Ты как разговариваешь со старшим офицером, курсант?!
«Афганец» поднял пистолет и прицелился полковнику в лоб.
– Так, как он этого заслуживает. Он трус, иначе бы уж подал сигнал тревоги, ясно? Спецназ не оставляет своих, ни живых, ни мертвых. Мои требования такие – вертолет типа восемьдесят, полностью заправленный и готовый к взлету
[42]
. Здесь рядом площадка, пусть он сядет там. Дальше – все наши, которые сейчас в лагере – там, в каком бы состоянии они ни были. С оружием, ясно? Как минимум двое из них должны прийти сюда и подтвердить, что все нормально – ясно? Делай?
– А если не ясно, то что? – Полковник сделал еще один шаг вперед.
– Стоять! – приказал генерал. – Стоять!
Да… накрылась рыбалка, это уж точно…
На столе замигала зеленым рация – срочный вызов.
– Я возьму? – показал генерал.
Запрещающего жеста не последовало, генерал взял рацию. Включил ее на громкую связь.
– Господин генерал, это Назимутдинов… – раздался обеспокоенный голос, – вы в порядке? Что происходит?
– Назимутдинов… слушай мою команду, – сказал генерал, – центр слежения захвачен. Я, полковник Бурак и оператор центра захвачены в заложники. Приказываю – никаких попыток штурма не предпринимать, подтвердите.
– Подтверждаю, никаких попыток штурма.
– Далее – закажите вертолет типа восемьдесят. Обратитесь к Султану, скажите, что это лично для меня и связано с ЧП.
– Понял.
– Всех курсантов текущего курса – на вертолет. Площадку подберете сами, рядом с центром. И доложите. Как поняли?
– Вас понял.
– Тогда исполнять.
Генерал переключил рацию на прием.
– Как тебе только в голову пришло такое, парень? Мы же свои.
– Мы совершили ошибку. Здесь нет своих – на этой земле лишь духи, и те, кто их сюда привел. Спасибо за науку…
Какие-то движения вокруг вагончика были, но штурмовать так никто и не решился. Очевидно, просто не знали, что делать и как к этому относиться. Произошедшее выходило за рамки, но точно так же за рамки выходило и все то, что здесь происходило весь последний год с лишним. Это был эксперимент, эксперимент предельно жесткий, ставящийся над людьми, психика которых уже и так подорвана Афганистаном – для справки: англичане лишали своих соотечественников, вернувшихся с «территорий», избирательных прав на два года, потому что считали их «не в себе». Эксперимент был максимально приближен к реальности, но для того, чтобы контролировать курсантов и постоянно оказывать на них давление, были маячки, совсем незаметные, и были БПЛА, которые постоянно контролировали и территорию, и учебный процесс. Заодно и тех из амнистированных моджахедов, которые могли бы сбежать, а попытки «не выполнить контракт» были. Но нашелся человек, который обошел все это, и вместо того, чтобы взламывать пароль, просто грохнул компьютер об стол и разломал его к долбаной матери. И что со всем с этим делать – не знал никто.
Прошел час, потом еще час. Не знал, что делать и Сашка. В конце концов как поступают террористы, он знал только по фильмам, художественным и учебным, какие показывали на самоподготовке. И сам тоже боялся.
Просто у него не было другого выхода.
На исходе третьего часа прогремел вертолет, просвистел турбинами, это было слышно даже здесь, в почти заваленном землей контейнере. Потом прошло минут пятнадцать, и кто-то постучал в дверь.
– Можно войти?!
– Кто там?! – заорал Сашка. – Я сказал, пацанов сюда! Живо! Каких есть! Сюда! Стрелять буду!
– Это я. Араб. Открой дверь, курсант.
Борецков сместился в сторону.
– Ты, – он показал пистолетом на оператора, самого младшего по званию из всех и ненамного старше его, – открывай…
Оператор встал. Они все сидели по-турецки в углу контейнера. Пошел к двери – ему надо было пройти. Но, проходя, он попытался схватить пистолет… и это была большая глупость, потому что драться Сашку учил не спецназ, а ночные коридоры учебки. Он ударил кулаком в пах… одновременно дернул пистолет… пистолет глухо грохнул. На лице оператора появилось какое-то… недоуменно-обиженное выражение, а потом он начал оседать на пол.
Полковник вскочил.
– Ты охренел!
Грохнул еще один выстрел – впритирку.
– Сесть!
– Б… попал парень… Крепко попал.
Сашка сместился к двери, дернул за рукоятку. Разблокировал стопор, потянул его…
За дверью был Араб. С ним – Мага…
– Что за стрельба?
Сашка отступил в сторону, не опуская оружия. Араб зашел, в один взгляд оценил обстановку.
