Генерал уже давно перестал быть романтиком и стал усталым циником. Он знал, что, если ты хочешь сделать человеку что-то хорошее, в ответ обычно получишь что-то совсем плохое. Но он верил новому Наместнику, который на закрытом совещании только для старших офицеров сказал: мы в начале долгого, очень долгого пути. Но через тридцать лет, когда в силу войдет новое поколение, мы увидим результаты.
Новый Наместник был адмиралом, старшим офицером откровенно нелюбимого всеми армейскими офицерами флота, но генерал все же верил ему. Потому что Наместник, как и он, был членом братства спецназа. И не раз доказывал, что умеет выполнять то, что обещал…
От зоны, где размещались афганцы, шли несколько человек. Поужинали сами и тащили мясо в горы. Афганцы предпочитали жарить мясо сами, даже требовали, чтобы им привозили живых барашков, которых они сами будут резать. Впрочем, их дело.
Афганцы шли по дороге, темнело. Генерал мигнул фарами, раздраженно ударил кулаком по сигналу. Афганцы посторонились, один из них показал неприличный жест. Вот же ублюдок. Сукин сын…
Генерал не стал останавливаться. Проблем и так хватает, и на службе и дома. Дома, которого у него уже несколько лет нет, горячие точки одна за одной с семьей как-то плохо сочетаются. И генеральские погоны в тридцать девять – это настоящее проклятье. Послезавтра Рита привезет Володьку и Петьку. Можно будет сходить с пацанами на озеро, он узнал тут одно, обрыбленное. Посидеть с удочками, потом поставить палатку, сварить уху и почувствовать хоть нанемного, что у него есть семья…
Хоть немного…
Генерал проехал дальше, повернул, и тут же фары высветили еще одного афганца, стоящего посреди дороги. Вот ублюдок… обдолбался, что ли. Еще только не хватало, чтобы тут, на военном объекте, дурь появлялась.
Генерал посигналил. Афганец повернулся… как-то странно двигается. Точно, обдолбался, гаденыш…
Ладно, завтра разберемся…
Генерал опустил стекло. Махнул рукой.
– Зэй! Зэй!
[41]
Афганец направился к машине. Что он творит?
Генерал понял в последний момент, но ничего предпринять не успел. Ствол автомата смотрел на него метров с пяти.
Сукин сын…
– Руки на руль.
Генерал положил руки на руль. Хоть он и знал, что в автомате патроны ненастоящие, играть надо честно…
«Афганец» подошел ближе. Ствол «калашникова» уперся в висок.
– Пистолет. Левой рукой.
Если выстрелит, то даже симулирующей пулей – все равно смерть, с такого расстояния да в голову. Не желая испытывать судьбу, генерал сделал то, что ему приказали, достал пистолет и осторожно передал пацану.
– Там настоящие, – предупредил он.
– Тем лучше…
Черт… он слишком стар, чтобы так попадать.
– Что дальше?
– Поворачивай назад. Я буду в кузове. Лишнее слово на шлагбауме – стреляю через кузов. Настоящими, понял?
– Не пожалеешь, бача? – прищурился генерал.
– Уже пожалел. Делай!
«Афганец» ловко запрыгнул в кузов. Разворачивая машину, генерал попытался вспомнить, а были ли они такими же, когда начинали? Нет… не были, определенно не были. Они были храбрыми, смелыми, даже отчаянно смелыми. А эти – законченные отморозки, совсем без тормозов. Куда-то они приведут державу…
Но такие, как они, распотрошат любую «Аль-Каиду». Любую.
На шлагбауме он остановился, посигналил. Подошел дежурный сержант, луч фонарика мазнул по лицу генерала, по кабине, по кузову…
– Что-то случилось, господин генерал?
– Телефон… забыл.
Телефон стоял на держателе в приборной панели, на подзарядке, и генерал, сам не зная зачем, на инстинктах, тоже боролся всерьез и до конца. Даже рискуя получить пулю в спину… самую настоящую. Но сержант ничего не заметил…
Его вина. Они должны были оговорить сигналы или слова опасности. Сильно расслабились.
– Открывай!
Генерал тронул машину. Мелькнула хулиганская мысль – вон там поворот, выскочить… нет, наверное, лучше не надо. Не стоит.
Машина мягко остановилась у группы вагончиков. «Афганец» выскочил из кузова и встал у двери.
– Выходи. Руки на виду.
Генерал толкнул коленом дверь. Плакали выходные с рыбалкой, костром и ухой. И Рита сможет добавить еще немного в ту копилку обид, которую она столь старательно пополняет годами. Он не приехал. Он не забрал детей, хотя они так ждали встречи с отцом. На него нельзя ни в чем положиться…
Хотя… первый ли раз?
– Что дальше?
– Где пульт управления БПЛА?
– Ты серьезно, курсант?
Пистолет ткнулся в спину.
– Вполне. Отвечать…
Из темноты возник один из офицеров Центра, совсем молодой, генерал не помнил даже его имени. Проходя, четко кинул салют.
– Здравия желаю, господин генерал…
– Здравия желаю… – буркнул генерал. Конечно, у него, по идее, должен быть денщик или адъютант, и, наверное, тот парень, который стоит рядом, – это он и есть, верно? А то, что в специальных войсках ни у одного офицера какого угодно ранга никогда не было ни денщиков, ни адъютантов, начиная от лейтенанта и заканчивая генералом, – до этого уже надо додумываться. Обманчивая нормальность ситуации – вот так вот и происходят неприятности. Человек – обычный человек – не может постоянно взвешивать, анализировать, выяснять, быть бдительным, в конце концов. Когда он служил в Персии, там на каждом углу были плакаты, очень простые. Если вы заметили что-то – не молчите! И номер телефона. Вот только – надо еще заметить…
Офицер исчез в темноте.
– Где. Пульт. Управления.
– Ты прямо у него. Вагончик прямо.
– Вперед.
Генерал пошел вперед. Вагончик был совершенно обычным – укрепленный, сорокафутовый контейнер международного образца, только изнутри можно заметить, что стенки более толстые и укрепленные.
Да еще кодовый замок у дверцы.
– Набирай код. Быстро.
Тут генерал мог сыграть. Дело в том, этот пацан был новичком, вряд ли это знал, что у каждого военного кодового замка существовала специальная функция. Если тебя принуждают набирать код под дулом пистолета, ты можешь набрать этот код, но последнюю цифру набрать на единицу меньше. За редкими исключениями (это, например, если дверь ведет в хранилище тактических ядерных боеприпасов) – система сработает, но одновременно с этим даст сигнал тревоги.
Вот только у пацана был настоящий пистолет. И он был настроен чертовски всерьез – генерал понимал это. Прибегут караульные… а ставить под удар их, ставить под удар этого пацана… который виноват лишь в том, что до конца усвоил правила этой игры, он не хотел. Этот пистолет… может наделать немало бед.
