Она ринулась к зеркалу. Стала крутить головой, щупая ее со всех сторон. Нет, голова у нее не болела, у нее вообще ничего не болело, точнее, она ничего не ощущала. Она потянула себя за ухо – нет, конечно же, она чувствовала это! Ударила себя по носу – и вскрикнула от тупой боли. Затем изо всей силы ущипнула себя за сосок – и с облегчением убедилась, что боль отозвалась у нее в виске.
Нет, не так все плохо, раз способность ощущать боль еще не пропала. Но почему она тогда не ощущает воду? Наверное, боль – это один из самых древних раздражителей и даже при прогрессирующей опухоли головного мозга отключается в самую последнюю очередь. Но неужто дела так плохи, что все остальное уже отключилось?
Она знала, что надо действовать как можно быстрее. Ей нужно срочно в лучшую больницу, к лучшему специалисту. И, не исключено, уже сегодня на операцию. И дело не в том, что она так боится за свою жизнь – хотя и это, конечно, тоже. Однако она не может позволить себе заболеть – и тем более умереть. Ибо тогда Дуйменов возьмет верх!
Конечно, после операции, в удачном исходе которой она не сомневалась, придется проходить долгий курс химиотерапии. А это, как она слышала, тяжело, муторно и страшно. Ничего, не она первая и не она последняя. Тысячи и миллионы других проходили – и она пройдет.
Фирмой будет временно руководить Светлана – на время ее болезни, само собой. А она будет, невзирая на побочный эффект терапии, работать с бумагами и принимать стратегические решения. И пусть стиснув зубы, пусть лежа в кровати, пусть под капельницей.
Она подумала о детях, которым никак нельзя оставаться без матери. И о своем другом ребенке, о существовании которого она узнала только накануне. Похоже, ей придется делать аборт – и мысль, с которой она вроде бы уже смирилась, обрушилась на нее со всей очевидностью и беспощадностью.
Она вышла из ванной и подошла к шкафу, чтобы одеться. Прикоснулась к нему – однако, как и в случае с краном душа, не смогла открыть рукой дверцу.
Рука вдруг прошла внутрь дверцы, как будто и не было никакой дверцы, как будто это была лишь иллюзия… Анастасия отпрыгнула прочь, прижав к груди руку и чувствуя, что ей становится дурно. Нет, сейчас же к врачу, сейчас же!
Но не выходить же из офиса голой? Она ринулась в ванную, осторожно прикоснулась ногой к лежавшей на полу розовой пижаме – и с облегчением убедилась, что чувствует мягкую фланелевую ткань. Дрожащими руками она подхватила пижаму и натянула на себя.
Переведя дух и кое-как пригладив перед зеркалом растрепавшиеся волосы (к расческе, лежавшей на стеклянной полочке, она прикасаться не рискнула), она снова покинула ванную.
Она обернулась в поисках своей одежды, в которой приехала в офис, но так ничего и не обнаружила. Сумки, в которой находился мобильный, тоже видно не было. Наверняка она запихнула все это в шкаф – в тот самый шкаф, который походил теперь на огромный сейф в подземелье швейцарского банка и взорвать который нельзя было и при помощи ста килограммов тротила.
Значит, поедет в пижаме. А если не сможет вести автомобиль, что в ее состоянии вполне вероятно, то попросит отвезти ее в клинику к Аристарху Богдановичу прямо так. Или кто-нибудь вынет для нее из шкафа плащ или пальто…
Она услышала шум, доносившийся из коридора, от которого ее отделяла дверь. Значит, в офис уже кто-то пожаловал и этот кто-то сейчас и поможет ей!
Она потянулась к двери, но потом отдернула руку, боясь прикоснуться к ручке. А что, если как и в случае с дверцей шкафа…
Настя сконцентрировалась, приказала себе прийти в себя, не паниковать и открыть дверь. В мозгу возникла картинка, как рука ложится на ручку двери, как она тянет ее вниз, как дверь открывается и…
И в этот момент дверь действительно открылась. Причем сама по себе – просто так, без всякого воздействия со стороны Анастасии. Распахнулась – и все тут.
Анастасия растерянно смотрела на распахнувшуюся дверь. Как такое могло произойти? И не надо списывать на сквозняк – дверь не закрылась, что произошло бы, если бы был сквозняк, а открылась, причем с такой силой, будто… будто ее кто-то толкнул!
Но никого в коридоре видно не было. Только доносился громкий шум, нараставший с каждым мгновением, и тут из-за угла коридора вывернула уборщица с пылесосом в руках. В ушах у этой особы были наушники, она подтанцовывала под мелодию, которую слушала при помощи мобильного телефона.
Неужели это уборщица открыла дверь? Но ведь ее здесь на тот момент, когда дверь распахнулась, и в помине не было! Не от шума же пылесоса дверь раскрылась? Настя усмехнулась и кивнула уборщице, которая приближалась к ней. Но та, несмотря на то что не увидеть Анастасию, стоявшую в дверях, было невозможно, казалось, ничего не замечала. А, дойдя до двери, развернулась, а потом ногой ткнула в дверь – и та с грохотом захлопнулась перед самым носом Насти.
Пораженная хамскими манерами, Настя только усмехнулась. Наверняка уборщица приняла ее за пассию работника офиса, оставшуюся здесь ночевать, и решила таким незамысловатым образом продемонстрировать свое пренебрежительное к ней отношение. А как еще можно было объяснить поведение этой особы?
Настя снова потянулась к двери, но снова отдернула руку. А потом, как и в первый раз, приказала двери открыться – и, о чудо, та распахнулась, на этот раз не столь резко, а плавно, как будто кто-то открывал ее постепенно.
Она уже знала ответ на вопрос о том, кто открывал дверь, – она сама. И дело было не в полтергейсте. Этим полтергейстом была она сама – в переносном значении, конечно же. Хотя стоило признать, что и в прямом. И ничего необъяснимого или фантастического в этом не было: у нее же опухоль головного мозга. А это могло вызвать у нее активизацию телекинетических способностей – то есть она могла перемещать предметы, не прикасаясь к ним, одним лишь усилием воли.
То, что телекинез существует и что это, в отличие от полтергейста, никакая не байка, Настя не отрицала. Все же телекинез – непознанное физическое явление, каковым раньше было электричество или передача информации в эфире. Но тогда можно предположить, что и полтергейст непознанное пока еще физическое явление, но размышлять на эту тему не было ни времени, ни желания.
Кажется, она видела подобное в каком-то американском триллере середины девяностых: герой, обыкновенный работяга, вдруг в одночасье становится гением планетарного масштаба, щелкая заковыристые математические задачки, как семечки. И приобретая экстрасенсорные способности. А потом выясняется, что эти экстраординарные способности – всего лишь побочный эффект его болезни: опухоли головного мозга, сжигающей его изнутри.
Получается, что если ее вылечат и избавят от опухоли, то она потеряет эти паранормальные способности? Жаль, очень жаль… А то могла бы прийти к миллиардеру Дуйменову, надеть ему на шею при помощи одного взгляда картину Энди Уорхолла, запереть его охрану в туалете и заставить подписать олигарха договор о продаже ей всей империи за двадцать два рубля тридцать три копейки.
