— Ты не взяла ничего с собой? Ерунда! Что там тебе
нужно? Зубная щетка, трусики, ночная рубашка? Купим, что за проблема?
Поедем! — он почти молил ее.
Она напряглась:
— Нет, Влад, я не хочу!
— Ерунда, как ты можешь не хотеть? Я не верю!
Ты же когда-то так мечтала увидеть мир? А тут я тебе
предлагаю… — Он осекся. — Ты, верно, думаешь, что тебе придется спать
со мной? Но если ты не хочешь, не надо! Ни в коем случае! Мы возьмем два номера
и… Я же не насильник. Просто нам было хорошо сегодня, почему бы не продолжить…
— Ну если так…
— Да, конечно! Ника, поедем! — Он вытащил из
кармана телефон. — На, позвони Алле!
Она на мгновение задумалась, а потом покачала головой:
— Нет, я не могу.
— Да почему? Почему не можешь?
— Я устала и хочу домой.
— Нам все равно ехать почти три часа, говорю же, мы
остановимся в хорошем отеле, там и отдохнешь…
— Нет, Влад, не стоит…
Она боится, она боится меня, нет, себя! Хочет, еще как
хочет, но боится! И все-таки я повезу ее в Амстердам! Благо эти автобаны
совершенно безликие, она и не сообразит, что мы едем не в Германию.
Я поставлю ее перед свершившимся фактом! Она же еще будет
мне благодарна! А что, это неплохое приключение для стареющей одинокой женщины.
Воскресший из мертвых возлюбленный похищает ее…
Похищение Европы… Нет, похищение в Европе! Решено.
— Ну не стоит так не стоит! Но завтра мы поедем на
лошадке!
— Хорошо, поедем на лошадке! Обожаю ездить на лошадке!
Жалко, я не вожу машину, а то могла бы сменить тебя…
— Чтобы я доверил женщине свою драгоценную
жизнь? — засмеялся он. — Да никогда!
— А ты не устал?
— Нисколько! Сегодня такой хороший день…
А ты устала? Поспи!
— Знаешь, меня почему-то всегда клонит в сон в машине,
просто ужас!
— Хочешь на заднее сиденье?
— Нет, ни в коем случае, я постараюсь не спать…
— Зачем же мучиться?
— Мне как-то неловко…
— Что за чепуха!
— Нет, пожалуйста, Влад, если я засну, толкни меня.
— Слушай, Ника, а ты спой мне что-нибудь, ты же
когда-то хорошо пела, очень музыкально…
— Ну, Влад, я уж давно не пою… И вообще…
— Спой мне какую-нибудь самую модную вашу песню!
— Самых модных я не знаю… это какие-то молодежные хиты…
Я их не воспринимаю…
— Ну спой что ты воспринимаешь… Кто у вас звезда номер
один?
— Номер один? Наверное, Пугачева…
— Пугачева? Все еще Пугачева? — расхохотался
он. — Невероятно… Ну спой хит Пугачевой.
— Да ну, неохота…
— Ну, Котофеич, не ломайся! Спой, светик, не стыдись…
— Знаешь, есть одна песенка, мне она ужасно нравится,
ее поет какая-то группа, даже не знаю ее названия и вообще помню только припев:
«Мы могли бы служить в разведке, мы могли бы играть в кино, мы, как птицы,
садимся на разные ветки и засыпаем в метро»… Или вот еще одна песенка,
несколько лет назад была страшно модной, — она лукаво на него
посмотрела, — «Как упоительны в России вечера, и вальсы Шуберта, и хруст
французской булки…»
Он рассмеялся:
— Хочешь этой чепухой пробудить во мне ностальгию?
— Да нет, зачем?
Они замолчали. Вскоре он заметил, что Ника опять задремала.
И вдруг в памяти всплыло смешное, трогательное слово «козичка». Когда-то
давным-давно он с друзьями поехал в августе отдыхать в Молдавию. Они жили в
пансионате недалеко от Дубоссар, на самом берегу Днестра, ловили рыбу, ведрами
ели дивные фрукты, ведрами же пили домашнее вино, увивались за девушками,
словом, наслаждались жизнью. Он тогда окончил четвертый курс и чувствовал себя
счастливым и свободным. За вином они ездили в деревню под смешным названием
Малавата, где его восхищали увитые виноградом дворы, крашенные синькой дома и
потрясающе вкусная деревенская еда — плечинты с творогом, жареные перцы,
домашняя брынза и мелкая, сваренная с кожурой молодая картошка, которую надо
было макать в блюдце с постным маслом и очень крупной солью…
Все эти яства выставлялись на стол во дворе, когда они
приезжали за вином к деревенскому учителю и его жене, носившей поэтическое имя
Виорика. А у Виорики была коза, удивительно нежное и грациозное создание,
никогда раньше он не видал таких красивых коз — серо-бурая, с точеными рожками…
«Козйчка» ласково называла ее Виорика. Им всем страшно
нравилось это слово. Козйчка. А однажды утром, когда они валялись на пляже,
Марик толкнул его в бок и прошептал:
— Посмотри, Влад, какая козичка появилась!
Он лениво приоткрыл глаза и замер: у кромки воды стояла
девушка лет семнадцати, не больше. Тоненькая, казалось, вот-вот переломится,
коротко стриженная и совершенно белая. Солнце еще не успело коснуться ее нежной
кожи.
— Козйчка, правда…
— Хороша, да? — шептал Марик. — Чур, моя!
— Ни фига! — сказал он и вскочил. — Девушка,
вам нельзя долго быть на солнце! — окликнул он козичку Она обернулась,
смерила его кокетливым взглядом и одарила такой улыбкой, что у него все поплыло
перед глазами.
— Как тебя зовут? — хрипло пробормотал он. —
Меня — Влад.
— А меня Ника.
Это была любовь с первого взгляда. Она приехала родителями,
что создавало кучу проблем, но все равно от тех дней осталось упоительное
воспоминание о жарком, сухом, пахнущем степью воздухе, о цикадах, гортанных
криках горлиц, прохладной воде Днестра и о сумасшедшей влюбленности в
тоненькую, полную жизни девочку, козичку.
А потом было много всякого. Он хотел сразу на ней жениться,
но она еще не окончила школу, и ее родители были против, потом умер ее отец, а
он с головой ушел в свою науку… Да мало ли что было в те годы… И вот он опять
похитил свою козичку… В то лето он частенько увозил ее на лодке — и это у них
называлось похищением… Все это хорошо и мило, но нам ведь совершенно не о чем
говорить, кроме прошлого. А прошлое — опасная тема. Мы целую жизнь прожили
врозь, в разных мирах. У нее свой мир, о котором я не очень-то хочу знать…
Зачем мне все эти русские заморочки — Чечня, вечные кризисы, рухнувшие
ценности, новые идолы… Я этого не хочу! Мне и своих забот хватает. Тогда какого
черта я везу ее в Амстердам? Чтобы трахнуть? Или чтобы загладить свою вину? Да
какая там вина! Если бы я остался в России, что бы меня ждало? У них там наука
просто рухнула. Значит, я все равно бы уехал, только позже, уже не таким
молодым, отягощенным кучей забот, семьей, растерявшим в политических страстях
свои силы и талант. Интересно, она это понимает?
