– Точно, о летчиках люфтваффе, – кивнула Родионова. – Заголовки были разными. А еще в каждой из этих статей маркером было обведено одно и то же предложение. Поразительное, конечно, совпадение, но это факт. Я была сильно удивлена.
– Инга, ничего не объясняя, я попрошу для вашей же безопасности больше никому не говорить об этих статьях и замеченных вами совпадениях. Просто забудьте о них. Представьте, что их нет. Хорошо?
– Я вас поняла, – дрогнувшим голосом ответила женщина.
– Повторяю, никому. Это очень важно.
– Я буду молчать, Илларион.
– Вот и отлично. Кстати, а что там были за фотографии?
– Несколько снимков времен учебы Андрея в суворовском училище. Знаете, как мы выяснили с Ириной, наши мужья учились там вместе.
– Вместе? – переспросил Забродов.
– Да, именно так. С тех пор они и были дружны.
– Вы можете подробнее вспомнить, что было изображено на пропавших снимках?
– На одной черно-белой фотографии Фемидин и Андрей в суворовской форме стоят вместе на Красной площади после парада на 9 Мая. Позади них – ветераны с боевыми наградами на груди. Милая такая фотография двух друзей, у которых оказалась трагическая судьба. Господи, это так все ужасно.
– А что вы можете сказать о других фото?
– Ничего особенного: спортзал, группа суворовцев, опять же Фемидин и мой Родионов стоят рядом, явно позируя, держат на вытянутых руках поднятые гири. Еще две фотографии сделаны на плацу, где суворовцы занимаются строевой подготовкой. Словом, я не понимаю, зачем все это похитили? Газеты, фотографии… Вероятно, вам виднее, раз вы предупреждаете меня о молчании.
– Об этом мы уже говорили. То есть вы считаете, что на фотографиях не было чего-то примечательного?
– Да, можно сказать, что это летопись «суворовской жизни» той далекой советской поры. Хотя… – Инга словно встрепенулась. – Была там одна фотография коллективная, я уж не знаю, взвод там, рота или еще что. В общем, на ней один суворовец во втором ряду был обведен тем же маркером, что и заголовки газетных статей.
– Вот как, – задумчиво произнес Забродов. – А как он выглядел? Вы можете его описать?
– Знаете, Илларион, я особо не всматривалась, тем более они там все в форменных зимних шапках. Даже предположить не могу, зачем муж обвел этого суворовца, – пожала плечами Инга.
Они замолчали, Забродов несколько минут напряженно думал, а затем спросил:
– А в каком году ваш муж окончил суворовское училище?
– Так сразу и не вспомню. Сейчас пойду посмотрю документы.
Инга встала с кресла и вышла в другую комнату. Забродов, откинувшись на спинку дивана и скрестив ноги, задумался: «Получается, что Родионов и Фемидин стали думать примерно одинаково. Ирина по телефону обмолвилась о статьях, в которых говорилось о летчиках люфтваффе. Оказывается, у Родионова были такие же статьи. Учитывая тот факт, что они были друзьями, не исключено, что Фемидин и Родионов могли обсуждать это. Вполне вероятно, хотя и не факт. А что это за таинственная фотография с обведенным маркером суворовцем? Думай, Забродов, думай!» – подстегнул себя Илларион.
В комнату вошла Инга.
– Я посмотрела дату окончания суворовского училища. Это было в далеком уже 1982 году, – сообщила она.
– 1982-й… Понятно, – раздумывая, произнес Илларион и после паузы спросил: – А что за записная книжка пропала?
– Я не в курсе. Ее я просто пролистала, там были какие-то записи Андрея. В общем, пожалуй, это все, что я запомнила. Откровенно говоря, мне жаль фотографий.
– Я вас понимаю.
– Ведь это же часть памяти об Андрее. Кому они могли понадобиться и для чего?
– Как говорится, Инга, если солнце зажигают, значит, это кому-то нужно, – продолжая напряженно думать, сказал Забродов.
– Люди, по-моему, сходят с ума. Но, Илларион, я боюсь, что те, кто похитил в моей квартире бумаги, убьют и меня. Не знаю, правда, почему, но раз убили Фемидина, Андрея, Ирину, выходит, что следующая очередь моя, – Инга обхватила голову руками и едва не заплакала.
– Не беспокойтесь, вас никто не тронет. Мы поступим следующим образом. Я сегодня останусь у вас ночевать.
– То есть мне все-таки что-то угрожает?
– Это просто мера предосторожности. А завтра вам нужно будет уехать из Москвы.
– Но зачем? И куда я поеду?
– Послушайте, Инга, это необходимо сделать. Кто знает, какие планы у тех, кто побывал в вашей квартире. Вас не тронули пока, и это хорошо, но для вашей же безопасности надо обязательно покинуть город.
– Вы уверены?
– Абсолютно.
– Что ж, тогда я займусь этим завтра. Для меня это неожиданность, понимаете?
– Конечно, но так сложились обстоятельства.
– На какой срок я должна, так сказать, исчезнуть?
– Сказать по правде – не знаю, возможно, месяц, или год, или два…
– Даже так! – удивилась Инга.
– Завтра вы обязательно должны покинуть город.
– Хорошо, я уеду…
– Не говорите куда, не надо, – резко перебил ее Забродов.
– Это тоже меры безопасности? Мне что, теперь придется жить так всегда, шарахаясь от собственной тени?
– Шарахаться не надо, но осторожность еще ни одному человеку не навредила.
– А как я узнаю, что все уже позади?
– Завтра утром я вас подброшу, куда скажете. Одной вам оставаться не стоит. В машине обо всем и договоримся.
– Хорошо, – кивнула Инга. – Пойдемте на кухню, поужинаем. Вы наверняка голодны.
– Скрывать не буду, это сущая правда, – улыбнулся Илларион.
– Потом мне нужно собраться, сделать кое-какие звонки.
– Понятно. Называйте любую причину, естественно кроме настоящей, и любой город, кроме того, в который действительно отправитесь, если будут спрашивать, – проинструктировал Забродов.
– Да, конечно.
После ужина Инга кому-то звонила, собирала вещи, а Илларион, как и каждый вечер, внимательно изучал купленные в киоске свежие газеты. Пока ничего подозрительного он не обнаружил.
Инга легла спать около двух часов ночи, а Забродов всю ночь не сомкнул глаз. Иногда он подходил к окну, осматривал двор, вслушивался в ночные шорохи. Утром он отвез Ингу к месту ее работы. Ей нужно было уволиться и получить расчет.
Выгрузив из машины чемодан с вещами Инги, Забродов сказал:
– Я с вами свяжусь, но, когда это будет, мне трудно сказать.
– Да, вы говорили и год, и два…
– Все может быть. Удачи вам, Инга, на новом месте.
– Спасибо огромное, Илларион, за вашу помощь. Да хранит вас Господь!
