Вдруг Фаолан вспомнил: Хуул – вот как звали ту птицу! На ум волку пришли рассказы Гром-Сердца о необычайно образованных совах Великого Древа Га’Хуула, которое растет на острове посреди моря Хуулмере. Откуда-то всплыло и объяснение медведицы, что «хуул» в переводе с древнего волчьего языка означает «сова». Слово это вовсе не казалось Фаолану странным; даже напротив – звучало как что-то до боли знакомое.
Рисунки перескакивали со стены на стену, уходили в боковые коридоры и вновь возвращались в центральный проход, а Фаолан следовал за духом Хуула, ведущим волков в земли, не узнать которые было просто невозможно. То была страна Далеко-Далеко – дикий, пустынный и невероятно удивительный край, где одновременно царствовали бурлящий огонь и обжигающий лед. Хуул вывел Фенго и Клан Кланов в восточную часть страны, к кольцу вулканов. Там они впервые и поселились.
Пещера Древних Времен представляла собой целый лабиринт туннелей и проходов, потеряться в котором было легче легкого. Фаолан странствовал по нему уже несколько дней. Вода здесь встречалась, а вот с едой было негусто: если не считать пары крыс, ему попадались только летучие мыши, спавшие вверх ногами на потолке пещеры, и он довольно быстро приноровился стягивать их оттуда. Однако голод почти не мучил волка. Изображения, величественные в своей красоте, – вот что было для него настоящей пищей. Фаолан уже мог оценить потрясающее мастерство неизвестного художника и умел распознавать мельчайшие детали, с помощью которых тот на плоской поверхности передавал движение, скорость и пространство.
Впрочем, оставалось еще немало загадок, и самой большой из них был спиральный рисунок – тот же, что красовался и на лапе Фаолана. За время, проведенное в пещере, кривые эти линии не раз ему попадались.
Иногда проходы заканчивались тупиками. Впервые уткнувшись в глухую стену, волк очень расстроился, потому что как раз следил за очень интересной частью истории Фенго: клан прожил в Далеко-Далеко уже несколько лет, когда волки встретились с первой совой-угленосом и увидели, как она с высоты пикирует за угольками. Да и спиральный рисунок стал встречаться куда чаще. Но, развернувшись, чтобы пойти обратно, Фаолан учуял едва уловимое дуновение влажного ветерка. Откуда он здесь, в глубине пещеры? Волк исследовал тупик и выяснил, что на самом деле перед ним не глухая стена, а просто обвал, скорее всего засыпавший проход во время недавнего землетрясения.
Фаолан принялся за работу. Загребая щебень кривой лапой, он мысленно благодарил Гром-Сердце, что та заставляла его упражняться. Он рыл и рыл, стремясь раскрыть тайну спирального рисунка, оставившего след и на его собственном теле.
Наконец волк раскопал камни и песок настолько, что смог протиснуться в образовавшийся проем, и оказался в огромном подземном зале. От красоты изображенных на стенах картин у него захватило дух. Здесь Фаолана окружали все пять Священных Вулканов: Данмор, Морган, Хратгар, Киль и Быстробуйный. На первый взгляд они казались практически одинаковыми. Однако, приглядевшись, волк заметил, что два из них – потом, позже, он узнал, что это Хратгар и Данмор, – заметно отличаются от остальных. Вокруг каждого вулкана кружили совы; время от времени они ныряли к рекам горячих углей, стекавшим по склонам огненных гор.
Хратгар на картине казался почти прозрачным, и в его кратере волк различил ярко светящийся уголек, совсем не похожий на другие: по краям оранжевый, с зелено-голубым сиянием в центре, он был почти такого же цвета, как и глаза Фаолана. Надежно укрытый пузырьком воздуха, уголь покачивался прямо посреди жидкой раскаленной лавы, а к нему пикировала сова – крупная, рыжевато-бурая с белым лицевым диском. Волк затаил дыхание: неужели птица задумала себя погубить?
Однако на следующей картине Фаолан увидел уже другой вулкан, стоявший напротив первого. Извергаясь, огромная гора выплевывала камни и брызги лавы, а среди буйства огненной стихии величественно взмахивала крыльями еще одна сова – пятнистая, но с тем же самым загадочным сияющим углем в клюве.
Два вулкана, две совы, обе охотились за одним и тем же угольком. Что бы это могло значить? Фаолан вдруг понял, что картины разделены во времени, однако изображенные на них истории связаны и друг с другом, и с историей его племени – волков.
Он принялся медленно кружить по пещере, мысленно пытаясь сложить кусочки головоломки вместе, но тут заметил новую картину: кучи костей, на каждой из которых восседал волк. Фаолан решил, что это часовые, поставленные охранять от врагов что-то важное – например, оберегать угольки от странных, темных, словно вышедших из тени сов, круживших по небу среди остальных птиц. Судя по всему, они замыслили нечто недоброе.
Однако к разгадке узора на собственной лапе волк так и не приблизился. Странно как-то: искривленная спираль смотрела на него буквально отовсюду, но всегда была нарисована над головой того или иного животного. Порой это были волки, а порой и сова, медведь, лиса или даже заяц.
Утомившись искать скрытый смысл таинственных картин, Фаолан погрузился в сон прямо посреди подземного зала, посреди историй о волках и совах, в Пещере Древних Времен.
Глава шестнадцатая
Сон о прошлом
Странный спиральный узор преследовал Фаолана даже во сне, переплетаясь с другими увиденными в пещере рисунками и с запахом, который поначалу казался лишь ароматом текучей серебристой ленты-бирргиса. Но он все усиливался; вскоре стало понятно, что этот запах не имеет ничего общего с бегущими по стенам волками.
Теперь Фаолан ощущал вокруг и нечто мягкое какие-то тела, живые существа, боровшиеся друг с другом за право первым подобраться к источнику молока. Молока! В темном, замкнутом и теплом пространстве они пихались, отталкивая друг дружку, цепляясь за соски. Волк ничего не видел, ничего не слышал, ощущал только запах и прикосновения. А когда прижался пастью к соску, почувствовал и биение сердца – не огромного и раскатистого, а более мягкого, быстрого и ритмичного. Попытавшись крепче прижаться к источнику молока и сердцебиения, он понял, что это Кормилица – но какая же она в этом сне необычная!
А потом был порыв холодного ветра, и вот кто-то уже тянет его из уютного мира, отрывает от молока, от копошащихся рядом маленьких тел. Он болтается в воздухе, в пасти какого-то странного существа без запаха, и его уносят далеко-далеко от первого тепла и первой Кормилицы.
Фаолан испустил отрывистый лай и проснулся, вскочив на ноги и весь дрожа. Как он ни принюхивался, никакого молока вокруг не чувствовалось. Но ведь запах был таким реальным! Таким настоящим!
Гром-Сердце нечасто рассказывала о том дне, когда он вцепился ей в лапу, принесенный бурной рекой, и никогда не упоминала о его настоящей матери, однако Фаолан понимал, что родился от волчицы: слишком уж сильно он отличался от медведицы-гризли. Правда, глубоко внутри волк до сих пор не до конца верил в это. «Можно ли иметь двух матерей – одну, которая тебя родила, и вторую, которая выкормила?» – задумался он. Запах, явившийся ему во сне, до сих пор отчетливо воспринимался и ноздрями, и разумом.
