– Вы эту рыжую имеете в виду? – Сварог небрежно
мотнул головой в сторону подъезда дома. Джип мягко и мощно взял с места,
покатил по улице. Второй тонированный «бомбовоз», брат-близнец первого, черной
тенью двинулся следом.
Ольшанский и не скрывал своего облегчения от того, что
отъехали от опасного места.
– Ее, ее имею в виду… – сказал он, расстегивая
пуговицу рубашки. – К сожалению… а может, и к счастью, только в виду.
Доводилось сталкиваться. Если вцепится, хрен отдерешь… Знаете, есть риск
оправданный, а есть риск до невозможности глупый. А крутиться в поле
досягаемости рыжей Дашеньки – это и есть верх ничем не оправданной глупости.
Ольшанский повернул голову, взглянул Сварогу в глаза.
– Мне нравится, как вы держитесь. Думаю, мы
сработаемся.
– Зачем мне с вами срабатываться?
– А у вас другого выхода нет, – олигарх
обезоруживающе растянул губы в улыбке. – Вы этого еще не поняли?
– Признаться, нет, – нагло ответил Сварог. –
Я вообще медленно соображаю.
Ключник сидел рядом молча и неподвижно, положив руки на
колени. Манекен, а не человек. Но манекен опасный, как Терминатор.
– Вы не боитесь, – серьезно отметил
Ольшанский. – Это плюс. Хотя любой, я подчеркиваю – любой на вашем
месте… – он помолчал. – Знаете, поначалу я действительно всерьез
намеревался выудить из вас всю информацию, а потом примитивно утопить в
Шантаре. Но… передумал. Потому что все это неспроста. Не верю я в такие
совпадения. И ваше появление под именем Беркли, и звонок Пака, и его смерть…
Последние фразы он явно адресовал самому себе. Странный тип.
И слишком много тараканов в голове…
– Что случилось с Паком? – спросил Сварог.
– Вы с ним знакомы?
– В Интернете нашел, – ответил Сварог честно. А
что врать-то… – Сегодня ночью.
– Его убили, – буднично сказал Ольшанский. –
Инсценировали самоубийство. И я даже подозреваю кто… Пак позвонил мне неделю
назад, весь на нервах, сказал, что ошибся в расчетах и все произойдет не
двадцать девятого сентября, а буквально завтра. Умолял взять его с собой. Я
разобрался с тусовкой, подорвался, приехал – а он уже превратился в блин на
асфальте…
Привратник яростно ударил ладонью о спинку водительского
сиденья.
– Твари узкоглазые! Мало им китайщины, еще и к нам
лезут… Наших людей убивают!
Сказать, что Сварог ничего не понимал, – значит, ничего
не сказать.
Машины обогнули небольшой сквер с фонтаном, возле которого
по утреннему времени резвились только дети и алкоголики, выехали на довольно
оживленную улицу, влились в поток. Водитель Ольшанского вел «бомбовоз» не нагло
– напротив: соблюдая, пропуская и даже перед пешеходными «зебрами»
притормаживая. А Сварог почему-то был уверен, что это отнюдь не свойственный
ему стиль вождения; во всяком случае, даже во времена Сварога (а точнее, во
времена его пребывания на Земле) люди высокопоставленные и высокооплачиваемые
позволяли себе ездить так, как им надо, а не так, как предписывают ПДД. И
сейчас Сварог отчего-то был уверен, что времена ничуть не изменились. Так что,
скорее всего, водила получил указания от «погибшего» для всех Ольшанского ехать
аккуратно. А вот зачем – вопрос…
– Куда ты направляешься? – спросила Лана.
– Ты веришь, что я тебя не подставлял? – спросил
Ольшанский.
– Да пошел ты…
– А вы? – Ольшанский повернулся к Сварогу.
– Я бы, конечно, ответил словами уважаемой госпожи
Артемьевой, – осторожно сказал Сварог, – и тоже поинтересовался бы,
куда мы, собственно, едем… Но не буду. Пока не буду.
– Расстрел праздника организовал я, – помолчав,
негромко сказал Ольшанский. – Равно как и инсценировку собственной гибели.
Узкоглазые обошли меня, получили Аркаим, и мне нужно было выиграть время, иного
варианта я не видел. Такие дела… Но я не собирался убивать Лану, потому как
незачем. Я вообще не знал, что она явится на презентацию. И про вас ничего
тогда не знал…
«А ведь не врет», – отметил Сварог.
– И не твои люди залезли в мой дом и пытались убить
нас, да?! – спросила Лана.
– Ты слышала, что сказал Ключник? Думаешь, он тоже
врет? Люди, может, были и мои, но такого распоряжения я не давал. Впрочем,
думай, как хочешь, оправдываться я не собираюсь… А еще мне кажется, что наш
разговор свернул куда-то не в ту сторону. Сперва надо бы кое-что прояснить, а
уж потом разборки устраивать…
– А вы, уважаемый гражданин Ольшанский, только рыжей
Дашеньки боитесь и ничего более? – слегка надавил Сварог на олигарха. Что
называется, в исследовательских целях. – Меня, например, нисколько не
боитесь? Сами же признали, что застрелить меня, мягко говоря, трудновато.
Сидящий рядышком Ключник при этих Свароговых словах напрягся
– это было заметно даже по его профилю. Ага, вот почему Ольшанский посадил его
рядом: чтобы пресек в случае чего. Да и в самом деле было, ох было с чего
напрягаться хозяйскому цепному псу.
– Нет, нисколько не боюсь, – твердо сказал
Ольшанский. – И могу объяснить почему. Коля, ну-ка прижмись к обочине!
Водитель молчаливо выполнил приказ: свернул к тротуару,
остановил машину. Так получилось, что они припарковались возле драмтеатра,
аккурат напротив афиши, где анонсировалась пьеса некого Айгера Шьюбаша
«Последний день Помпеи».
А что, очень даже символично…
– Ключник, дай мне купюру, – приказал Ольшанский.
– Какую, Сергей Александрович? – обернулся
Ключник. Сварог отметил, что нелюбимое прозвище из уст начальника означенный
Ключник сносит вполне.
– Любую, – нетерпеливо бросил олигарх.
Ключник запустил руку в карман, покопался там, выудил
зеленоватого цвета бумажный прямоугольник, передал его шефу. Десятка, краем
глаза разглядел Сварог. Конечно, он еще не стал экспертом по части того, что и
почем в нынешнее, прямо скажем – странное время, но приблизительное
представление о ценах уже составил, уже представлял, что червонец ныне купюра
значимости невеликой. Значит, или Ключнику так уже повезло наугад вытянуть
десятку, или Ключник скуповат по жизни. Ежели второе – хорошо. К скупому
завсегда проще ключик подобрать. Это так, заметка на будущее, на всякий, как
говорится, случай непредвиденных раскладов. Ключик для Ключника, каламбур,
однако…
– Вот так, – Ольшанский недрогнувшими пальцами
порвал купюру пополам. Половину протянул Сварогу. Сварог ее взял.
– Вот почему мы друг другу нужны. У вас одна половина
Знания. У меня другая. По отдельности эти бумажки ничего не стоят. Так же по
отдельности ничего не стоят наши части Знания… (Сварог не сомневался, что слово
«Знание» Ольшанский именно так и произносит – с заглавной буквы, вкладывая в него
некий особый смысл). Если мы не соединим наши половины, то и останемся с
бесполезными бумажками на руках.
