– Это легенда? – перебила Лана. Ее вопрос
бесспорно был порожден былинным тоном повествования и… вызвал странную реакцию
у лесника и олигарха. Оба одновременно засмеялись.
– Нет, это быль, барышня, – сказал Донирчеммо
Томба. – Самая что ни на есть. Думаю, еще можно отыскать людей, воочию
видевших Джа-ламу. Им, конечно, лет под сто, но в горах хватает долгожителей. А
главное доказательство того, что Джа-лама никакая не легендарная выдумка…
– …будет явлено чуть позже, – перебил
Ольшанский. – Иначе это нас отвлечет.
– Хорошо, – опять чуть заметно поклонился
лесник. – Тот случай, о котором я вам расскажу, произошел в девятьсот
двадцать третьем году. Джа-лама напал на монастырь Намчувандан. В иные годы он
ни за что не осмелился бы на такую дерзкую выходку, побоялся бы гнева
Далай-ламы…
– Подождите, подождите, – сказал Сварог. –
Название монастыря… Где-то я его уже слышал. Причем совсем недавно…
– Совершенно верно, именно недавно, – хитро
подмигнул ему Ольшанский. – Я же вам говорил, что нет в этом мире
случайностей и все взаимосвязано. Так называлась храмовая реликвия, хранившаяся
в бурятском дацане. Цветок лотоса. Теперь вы понимаете, что, услышав от
пришедшего ко мне незнакомца название монастыря, я враз переменил к нему
отношение – поначалу-то я был уверен, что он явился морочить мне голову и
деньжат срубить. Кстати, с тибетского слово «намчувандан» переводится как
«десять сил».
– Так я продолжу, – дождался своей очереди
лесник. – В иные годы Джа-лама ни за что не осмелился бы на такую дерзкую
выходку, побоялся бы гнева Далай-ламы. В то время Тибетом правил Далай-лама
Тринадцатый…
Далай-лама управлял страной с середины девяностых годов
девятнадцатого века и до своей кончины в тридцать третьем году века двадцатого.
Его считают человеком, открывшим Тибет для остального мира, хотя точнее будет
выразиться «вынужденно приоткрывшим». Далай-лама во внешней политике
придерживался, как сейчас говорят, системы сдержек и противовесов. В те годы, о
которых вел речь Томба, для Тибета все складывалось очень непросто. Натянутые
отношения с Пекином, постоянная готовность войны с Китаем… А тут еще в
результате Синьхайской революции на свет появляется Южный Китай и его
чрезвычайный президент, основатель партии гоминьдан Сунь Ятсен тоже заявляет о
своих притязаниях на Тибет. Вдобавок «красные русские», как в Тибете называли
большевиков, заняли Монголию, приблизились к границам Тибета, разом
превратившись из угрозы далекой и мифической во вполне реальную и близкую. И
тут же, разумеется, активизировались англичане, в том веке главные противники
русских на Востоке. Англичан никак не устраивало, чтобы «красные русские» вошли
в Тибет и превратили его в плацдарм для дальнейшего проникновения на Восток и,
в первую очередь, в Индию. Так англичане стали еще и переворот готовить…
– Простим Донирчеммо его многословие, – усмехнулся
Ольшанский, цедя коньяк. – Для него все это крайне важно, и вскоре вы
поймете почему. А как потом выяснится, и для нас это не менее важно. Продолжай,
Донирчеммо.
Итак, англичане вступают в тайные переговоры с Панчен-ламой,
вторым по значимости духовным лидером буддистов: Панчен-лама должен занять
место Далай-ламы. Англичанам вести тайные сношения очень удобно – Панчен-лама
живет в монастыре Ташил-хумпо в Южном Тибете, его владения лежат на границе
Тибета с Индией, главной английской колонии на Востоке. Так же удобно будет
англичанам в случае чего ввести из Индии в «Снежную страну» экспедиционный
корпус. Заручившись поддержкой англичан, Панчен-лама начинает объединять вокруг
себя недовольных нынешним Далай-ламой.
А при дворе самого Далай-ламы тоже все не слава богу.
Ссорятся две могущественные партии: консервативная партия высшего духовенства
(партия лам) и сторонники преобразований (англофилы во главе с министром
обороны Царонгом). Ко всему прочему, некая часть вельмож вынашивает замыслы
создания так называемого Великого Тибета с присоединением соседних китайских
провинций и за спиной Далай-ламы ведет поиски сильного союзника за пределами
страны.
Неспокойно и в монастырях. Крупнейший и влиятельнейший
монастырь Дрепунг в открытую недоволен политикой Лхасы, в окраинных монастырях
волнения, было даже самое настоящее восстание монахов, придерживающихся
прокитайской ориентации.
– Я вам рассказываю обо всем этом так подробно, –
размеренно говорил Томба, прикрыв веки, – чтобы вы поняли, почему
разбойник Джа-лама решился на столь беспрецедентный для буддиста… нет, это слишком
мягкое определение… на столь кощунственный поступок, как нападение на
монастырь. Впрочем, слово «поступок» неверное, верное – преступление. Он пошел
на это преступление, прекрасно понимая, что сейчас властям Тибета не до
какого-то разбойника и все ему преспокойно сойдет с рук… Однако достаточно
представить себе карту Тибета, как сразу возникает вопрос: почему для нападения
Джа-лама выбрал далеко не самый близкий к его владениям монастырь? И это еще
мягко сказано, не самый близкий!
Разное говорят. Кто-то считает, что Джа-лама якобы прослышал
о несметных сокровищах, хранящихся в монастыре. Например – о неком артефакте,
способном одарить владельца силой древних героев… Но большинство людей
объясняло все гораздо проще: Джа-лама оказался в этих краях, преследуя богатый
караван, а когда по каким-то причинам караван упустил, то выместил злость
нападением на монастырь, оказавшийся на свою беду ближе прочих. К тому же как
главарь он не мог допустить, чтобы рядовые члены шайки разуверились в
удачливости своего предводителя… Правда, все почему-то упускают из виду одно
маленькое, но очень важное обстоятельство. Часть прозвища разбойника
переводится как «святой». А это означает, он подавал себя людям как истинно
верующий, примерный буддист. Преследования властей он не боялся, но ведь
непременно пошла бы молва о том, как он грабит монастыри. Эта молва могла
переменить к нему отношение… даже отвратить от него людей. Нет, чтобы просто
выместить злость и успокоить своих башибузуков, «святой-разбойник» скорее
предпочел бы напасть на какую-нибудь деревню или даже вернуться ни с чем…
– Я тебе всегда говорил, что это никакой не
аргумент, – перебил лесника Ольшанский. – Знавал я преступников,
которые прикидывались верующими похлеще этого Джа-ламы, что не мешало им
проделывать штуки, перед которыми грабеж монастыря – всего лишь веселая детская
проказа вроде игры в куличики… – Он повернулся к Сварогу: – Но вообще-то, мне
сразу понравилась идея насчет артефакта. А вдруг, подумал я, артефакт
существует на самом деле и вдобавок до сих пор находится в монастыре? А вот
золоту, сразу сказал я тогда себе и Донирчеммо, в заштатном монастыре взяться
неоткуда, это все выдумки.
– Я позволю себе продолжить и рассказать, чем все
закончилось, – как ни в чем не бывало сказал Донирчеммо Томба. – Джа-лама
привел примерно около сотни своих людей к монастырю. Оружия у него было
вдосталь – в придачу к прочим своим подвигам Джа-лама довольно активно
приторговывал оружием: ведь его город-крепость находился возле самой границы…
Известно, что его люди были вооружены британскими винтовками «Ли Энфилд», что у
них с собой было по меньшей мере два пулемета и динамитные шашки в немалом
количестве. В монастыре же, разумеется, никакого оружия не было, ибо это табу.
